Он понимал, что выразился неуклюже, и к тому же чувствовал, что ему следует в известной мере стыдиться своей дерзости. Но в ту пору, как я уже говорил, он был очень молод, а она была очень мила, и у неё были просто изумительные глаза. Эти глаза преследовали его, когда он в одиночестве возвращался восвояси и всё говорил себе, что он невежа, поскольку не проводил её до дверей дома, несмотря на возражения.
В течение следующих четырёх дней почти непрестанно лил дождь, который держал Эндрю взаперти. Кроме того, он был занят упаковкой своих вещей, ибо нашёл подходящее жильё поблизости и готовился переехать туда; это он в итоге и сделал на пятый день после своего приключения.
Он повстречал леди с волосами цвета соломы один или два раза перед тем, как покинул свою старую квартиру, и его взгляды едва ли были исполнены в этих случаях той сочувственной благожелательности, которая, как предполагается, типична для церковников.
Наконец он устроился в своих новых комнатах, не осквернённых присутствием никакой раскрашенной девицы из балета, — ибо так он теперь её называл.
На следующий день было воскресенье, и, поскольку принципы запрещали ему лодочные прогулки в этот день благочестивой праздности, он был не в духе. Он особенно встревожился, не увидев своей неведомой красавицы в церкви, и недоумевал, чем объясняется её отсутствие. Но в понедельник, поскольку погода была прекрасная, снова ушёл из дому и приплыл на лодке в ту самую тенистую заводь у старой мельницы. Только на этот раз забыл дома свой психологический том и провёл целых два часа, всматриваясь в горизонт и думая о её прекрасных глазах. Он уже начинал отчаиваться, когда вдруг тишина была нарушена голосом, который, хоть он и слышал его лишь однажды, был глубоко запечатлён в его памяти.
— Пожалуйста, сэр, не могли бы вы показать мне дорогу к Столлбриджу?
Обернувшись, он встретился взглядом с её смеющимися глазами и, довольно и весело рассмеявшись в ответ, поднялся, как и в прошлый раз, чтобы помочь ей сесть в лодку.
И так случилось, что каждый день примерно в одно и то же время слышался голос сирены, просившей праведника показать ей дорогу к Столлбриджу, пока однажды дела не пошли так скверно, что его преподобие Эндрю Баррингтон в сущности признал то, что ранее ускользало от него, сказав, что он с радостью не только отвёз бы её до самого Столлбриджа, но и ещё дальше на гораздо более значительное расстояние.
По существу, Эндрю был влюблён и потерял рассудок, как и доброе большинство молодых людей, которые слишком надолго попали в общество такого притягательного лакомства, как барышня без сопровождения.
И кто мог бы упрекнуть его? Он был идеалистом, и именно в мисс Эллалайн де Во, — ибо таково, как она сказала ему, было её имя, — он нашёл воплощение своего идеала.
Она была слишком простодушна, чтобы понять деликатную метафору викария о путешествии более длинном, чем до Столлбриджа, поэтому только улыбнулась и, поняв его буквально, сказала, что, если ему так хочется, он может отвезти её вверх по течению до самого Уайденхэма. А у него не достало в тот миг храбрости перевести свою метафору на более понятный язык.
Всё это продолжалось не меньше двух недель (в течение которых занятия и медитации помощника викария были совсем заброшены), пока наконец сам викарий, который был близким другом Эндрю, хотя и относился к нему отчасти по-отечески, счёл нужным сделать тому мягкое внушение.
Но Эндрю рассердился, насколько ему мог позволить такой праведный, как у него, характер, хотя и тронутый ржавчиной в последнее время, и заявил викарию откровенным и весьма неприкрашенным слогом, что он достаточно взрослый для того, чтобы самому выбирать себе знакомых.
— Да-да, — отвечал викарий, вполне понимая раздражение, которое выказал Эндрю, — но ведь нельзя же так! От нас ожидается служить определённым примером поведения, как вам известно, а вы, ну, вы каждый день уплываете на лодке и возвращаетесь не один, и, конечно, люди начинают судачить, что весьма огорчительно.
На мгновение праведность совершенно покинула Эндрю и сам нечистый завладел его душой, ибо, хватив кулаком по столу с недвусмысленной горячностью, он напрямик заявил викарию, что люди могут отправляться к чёрту.
Лицо викария изменилось, как в калейдоскопе, при этом неожиданном возражении, и в тоне, которым он указал Эндрю, что земная миссия духовенства — направлять людей в совершенно противоположную сторону, явственно послышалось сожаление.