[8] У несчастного царя Феспия было пятьдесят дочерей, которые не могли выйти замуж, покуда старшая из них, Прокрида, не найдет себе подходящего жениха. А в это время Геракл охотился в местных лесах на киферонского льва. Какого беса Геракл к нему привязался – другая история, но этот античный герой постоянно третировал разных зверюшек: то лернейскую гидру собственноручно задушит; то эриманфского вепря по башке огреет; а то стимфалийских птиц полностью истребит; не говоря уже о керинейской лани, которую загонял до смерти. Но древние историки утверждают, что охота на льва была одним из брачных испытаний… В частности, для Геракла…
А тут пятьдесят дочерей! Все на выданье, и возраст критический. То есть еще чуть-чуть, и – наплевать на папенькино благословение! Замуж пойдут не в порядке живой очереди, а словно каппелевцы в психическую атаку.
– Смотри-ка, Геракл! – говорит младшая дочь старшей дочери. – Ну и как он тебе, нравится? Давай побыстрее думай, а то остальные сестры сильно напирают! Конечно, мой номер последний, но могут и затоптать!
– Спокойно, девочки! – командует старшая дочь по имени Прокрида. – Замуж выходим организованно и обстоятельно! – И мудро предлагает: – Надо взять у папеньки контрамарку, чтобы не спрашивать благословения каждый раз!
Тут все сестры воскликнули: «Виват Прокрида!», а та поспешила к отцу за разрешением на моногамный брак. Ну, царь Феспий, как самодержец, немедленно дал согласие, потому что тянуть да откладывать не было никакого резона, ведь Прокрида не золотовалютные резервы. Ну, этой же ночью – брачная ночь, как полагается… А наутро царь Феспий спрашивает у Геракла, мол, нет ли претензий или рекламаций по качеству товара?
– Все хорошо, – сообщает Геракл. – Прокрида досталась мне девственницей!
И свалил на поиски киферонского льва. А поздно вечером вернулся домой замурзюканный, можно сказать, к молодой жене. Ну, за ночь жена обратно его отмурзюкала, а царь Феспий наутро интересуется, мол, как семейная жизнь и так далее?
– Все хорошо, – сообщает Геракл. – Прокрида досталась мне девственницей!
И снова отправился в лес, чтобы третировать местные виды флоры и фауны. А как стало темнеть, вернулся домой – замызганный. Ну, молодая жена за ночь Геракла опять же отмызгала, а наутро царь Феспий спрашивает:
– Как оно вообще и в частности?
– Все хорошо, – сообщает Геракл. – Прокрида досталась мне девственницей!
И тихой сапой – обратно в лес, лишь бы куда подальше от этой Прокриды.
– Да будь она неладна! – только разводит руками царь Феспий.
Вызвал знахарку и приказал осмотреть Прокриду, мол, что за чудеса такие? Дал, значит, царский наказ, а сам выписал командировочные и ускакал на войну от греха подальше.
Вот через месяц царь Феспий возвращается домой с победой, встречает его знахарка и радостно сообщает:
– Все хорошо! Прокрида достанется Гераклу девственницей!
– Да неужели? – удивляется царь Феспий. – Ну, тогда делать нечего – пойдем осмотрим Геракла, а заодно и киферонского льва!
И направляется к зятю в апартаменты.
А Геракл лежит отмурзюканный и больше не хочет преследовать бедных зверюшек.
– Как самочувствие? – интересуется у него царь Феспий.
– Все хорошо, – слабым голосом сообщает Геракл. – Этой ночью Прокрида досталась мне девственницей…
И как-то странно закатывает глаза. А тут прибегает сама Прокрида, чтобы справиться о здоровье супруга.
– Уберите от меня эту бестию, – шепчет Геракл. – Дайте лучше киферонского льва!
– Не надо крайностей! – говорит царь Феспий. – Ты можешь всегда разделить брачное ложе с Прокридой. А этого киферонского льва я сам придушу, как только увижу, что тот ошивается где-то поблизости!
И, как сообщают надежные источники – Аполлодор, Павсаний и Гесиод, – хитроумная Прокрида произвела на свет близнецов: Антилеона и Гиппея. А в сумме пятьдесят бывших девственниц родили Гераклу пятьдесят одного сына. Потому что «каждую ночь к Гераклу приходили разные дочери, а тот ни о чем не догадывался…» Правда, некоторые говорят, что Геракл познал всех дочерей сразу и за одну, извините, ночь. Но мы так не думаем, поскольку он все-таки изловил киферонского льва, а значит – был еще порох в пороховницах!
Так что меня провели, как Геракла, с небольшой, но существенной разницей – удовольствия никакого. Вдобавок Геракл не летал самолетами «Аэрофлота», а я совершенно не представлял, ради чего был устроен этот бразильский карнавал.
– Теперь в стюардессы берут из морских пехотинцев? – тоскливо спросил я.
– Отнюдь, – усмехнулась Юлия Феликс. – Просто некоторые рассеянные пассажиры принимают за стюардесс неизвестно кого.
– И, между прочим, – пригрозила Исида, – за пехотинца вам еще отольется…
– При жизни или в бронзе? – уточнил я.
– Приехали, – объявила Юлия Феликс. – Выметайтесь из машины.
Она ловко припарковалась возле пирса, а я с удовольствием выбрался из «фольксвагена» и обрел под ногами твердую почву. Однако ненадолго.
– Забираем вещи и шагаем на катер, – распорядилась Юлия Феликс.
Исида молча открыла багажник, подхватила два чемодана и направилась к пирсу, где пришвартовался катер довольно больших размеров.
– Это какого класса судно? – важно осведомился я. – «Река—море»?
– «Волны—берег», – пояснила Юлия Феликс. – Пойдем быстрее, а то боцман, наверное, писает кипятком. Тебя не смущает слово «писает»?
– Нисколько, – слукавил я, взял свою сумку и огляделся.
Солнце еще собиралось нырнуть в море, и на пляже было полно отдыхающих, что больше напоминало лежбище котиков, чем логово свирепых контрабандистов. И лишь на пирсе сидел какой-то оборванец, отдаленно смахивающий на разбойника.
– Ну и где вас черти носили?! – развозникался он, когда мы подошли поближе.
– Это боцман, – представила мне оборванца Юлия Феликс. – Сторожит катер. А когда катера нет, караулит машину.
– А в остальное время чем занимается? – зачем-то спросил я.
– Кажется, ловит бычков в томате, – пожала плечами Юлия Феликс. – Во всяком случае, ими закусывает.
– Я тут вас четыре часа дожидаюсь, – продолжал надрываться боцман. – Зажарился, как шашлык из баранины!
– Пойди освежись, – сказала Исида и отсчитала боцману энную сумму денег.
– Давно бы так, – пробурчал боцман, поднялся с пирса, сунул деньги в карман и поспешно удалился.
– Незаменимая личность, – охарактеризовала его Юлия Феликс. – Кроме портвейна, больше ничем не интересуется!
– А вот у меня имеется ряд вопросов, – заметил я и после непродолжительной, однако многозначительной паузы добавил: – Где обещанные контрабандисты? Где вожделенные Помпеи? И когда закончится этот балаган?
– Скоро, – на все про все ответила Юлия Феликс. – Забирайся на катер, минут через пять отчаливаем!
– Черта с два! – возразил я. – Мне и тут хорошо!
И демонстративно уселся на пирсе и свесил ноги. То есть достаточно правдоподобно расположился для дальнейшего отдыха в образе дикого, но дружелюбного туриста. Не знаю, как Станиславский, но местный пес мне поверил – обнюхал и присоседился.
– Нет, – воскликнула Юлия Феликс, – вы только на него посмотрите!
Исида уже хозяйничала на катере, но, как было предложено, выглянула из трюма, чтобы полюбоваться этой картиной.
– Как сейчас тресну! – пообещала она и погрозила мне гаечным ключом.
– Тем более никуда не поеду, – окончательно распоясался я. – И не поплыву!
– Ну хорошо, – вздохнула Юлия Феликс и села со мной рядом. – Что конкретно тебя не устраивает?
– Я не Суворов, – сознался я. – И не Ганнибал.
– Мы знаем, – сладким голосом подтвердила Юлия Феликс. – Ты Ингмар Кляйн.
– На самом деле я такой же Кляйн, как и Суворов, – пояснил я. – Просто пишу под псевдонимом…
– Мы знаем, – сладким голосом подтвердила Юлия Феликс. – Ты псевдоним.