Но более веселенького конвоя, как я надеюсь, не видел ни один носильщик, в смысле сопровождающих лиц при переноске багажа. Я даже пожалел, что мы не вселяемся в какой-нибудь «Шератон».
– Вы бы хоть немного прикрылись, – намекнул я.
– От кого?! – изумились они.
Я пропустил это двусмысленное хоровое пение мимо ушей и вернулся к вопросу о школьной парте.
– Еще в самолете я спрашивал, сколько тебе лет, – напомнил я Юлии Феликс.
– Разве? – спросила она.
– А ты ссылалась на хорошенькую ассистентку, – добавил я, поглядывая на Исиду. – И предупреждала, что не надо отвлекаться на ее длинные ноги, а лучше следить за фокусником.
– Да неужели? – озадачилась Юлия Феликс.
– А теперь ты сообщаешь, что сидела со мной за одной партой, – не унимался я, – хотя по фигуре этого не заметно. Еще скажи, что тебе сорок лет. Или сорок пять.
– В том-то и заключается фокус, – рассмеялась Юлия Феликс. – Ты продолжаешь смотреть на ноги!
– Фигура-фигура, – пробурчала Исида. – И ради чего? Чтобы какой-нибудь паразит обратил на тебя внимание, а после – испортил фигуру? Вот недавно встречаю приятельницу, которая всегда гордилась своей фигурой, и замечаю, что бедная девочка слегка, так сказать, поправилась или сильно забеременела! Да вдобавок за ней телепается какой-то прыщавый и самодовольный тип. «Кто это?» – спрашиваю. «Друг!» – отвечает приятельница. «Ничего себе друг! – говорю я. – Ты только посмотри, что он сделал!»
– Тьфу! – подытожил я, и мы прошли еще метров двадцать по пыльной улице.
Мимо заколоченных домиков и одичавших виноградников. Однако Юлия Феликс была права, поскольку я больше внимания уделял ассистенткам, чем главному фокуснику с рогами. И ни разу не поинтересовался – куда же подевались остальные люди. Так происходит со всеми мужчинами или только с гипертрофированными писателями?
– А куда подевались остальные люди? – спросил я.
– Наконец-то, – вздохнула Юлия Феликс, – мы подошли к главной теме нашего сочинения…
– Дяденька, – встряла Исида. – Это не Эйск, как вы изволили выразиться, а самые что ни на есть Помпеи!
– Так! – я бросил чемоданы на землю. – Быстро признавайтесь, в чем дело!
– Такими темпами, – подчеркнула Исида, – мы никогда до гостиницы не дойдем.
– Да и черт с нею! – не на шутку разозлился я. – И лучше рассказывайте по-хорошему, в какую авантюру меня втянули и что это за проклятое место! Иначе я сматываюсь отсюда, невзирая на ваши прелести!
– Ну, если что-то не нравится, – хмыкнула Исида, – мы предоставим тебе другие… У нас этих прелестей – завались!
– Можно я присяду? – осведомился я и устроился верхом на чемодане. – Мы сейчас беседовали о чем?
– О так называемых женских прелестях, – пояснила Исида.
– И где же они? – уточнил я.
– Нахал, – охарактеризовала меня Исида. – Я сейчас тебе покажу «где»!
– Прекратите этот скандал! – вмешалась Юлия Феликс. – Очень смахивающий на семейный.
– Если бы! – мечтательно сказала Исида. – Мужа можно огреть сковородкой – и весь скандал! А тут приходится антимонии разводить…
Я счел за лучшее промолчать, потому что – мне ли не знать семейных скандалов?
– Обещаю, – обратилась ко мне Юлия Феликс, – что, как только мы доберемся до места, я все тебе расскажу.
– В подробностях, – предупредил я.
– И даже с демонстрацией, – расщедрилась Исида. – Хочешь, я понесу один чемодан? Тут недалеко…
– Спасибо, – вежливо отказался я. – Сам управлюсь…
И снова взялся за проклятые чемоданы.
– Надеюсь, там не наркотики? – глупо пошутил я.
– В каком-то смысле да, – подтвердила Юлия Феликс. – Если рассматривать то, что лежит в моих чемоданах, как отраву…
Вскоре, без происшествий и сохраняя бравый сексуальный вид, мы добрались наконец до многократно упомянутой гостиницы и стали по очереди заселяться. Вначале Юлия Феликс открыла массивную дверь и вошла на правах хозяйки, за ней Исида и напоследок – я с двумя чемоданами. Даже вездесущий боцман не дожидался нас на пороге, а в холле гостиницы и подавно никого не было. То есть все выглядело как на буклете, что еще в самолете мне показала Юлия Феликс, – глянцево и безлюдно. Не знаю, как вам, а мне всегда нравились такие рекламные проспекты, где никто не сидит на моей потенциальной постели и не хлебает из моей потенциальной тарелки.
– А как зовут вашего боцмана? – поинтересовался я.
– Гера, – ответила Юлия Феликс.
– В смысле Герасим? – уточнил я.
– В смысле Му-му! – фыркнула Юлия Феликс.
– Большое спасибо за информацию, – обиделся я.
Между тем Исида, оказавшись в холле, снова напялила свой топ, но уже без того энтузиазма, с каким раздевалась.
– Прохладно? – спросил я.
– Слишком интимно, – пояснила Исида.
Тут мне, как представителю рода «му-му», не требовалось подробных разъяснений, потому что воспитанные мужчины, когда входят в помещение, снимают шляпу, а приличные девушки надевают топ.
– А вы Смольный институт благородных девиц не оканчивали? – на всякий случай осведомился я.
– Пойду-ка я, – сказала Исида, – и приму душ!
Она подхватила свой рюкзачок и поднялась на второй этаж. Из чего я сделал вывод, что Исида чувствует себя здесь как дома, а в Смольных институтах не обучалась. В отличие от Юлии Феликс, которая достала из холодильника бутылку минеральной воды и вежливо предложила мне «промочить горло», правда в более лицеприятных выражениях. Вдобавок она надела пляжный халат, облокотилась на барную стойку и стала доброжелательно поглядывать на меня каждый раз, как только отвлекалась от изучения своего маникюра. А тем временем я с удовольствием выпил минеральной воды и приступил к осмотру помещения… Для чего уселся в просторное кресло и принялся крутить головой.
– Ну? – наконец спросила Юлия Феликс. – Когда будешь вступать в наследство?
– Простите, во что? – опешил я.
– В наследство, – повторила Юлия Феликс. – По завещанию дорогой бабушки.
– Если речь ведется о моей бабушке, – неприязненно заявил я, потому что терпеть не могу, когда покойники встают из могил и лезут ко мне в родственники, – так она черт-те когда померла.
– Тогда прабабушки, – выкрутилась Юлия Феликс.
– Я понимаю, что тебе все равно, в какой очередности, – сказал я, – но прабабушка померла еще раньше. По моим сведениям.
– А вот и нет, – подчеркнула Юлия Феликс. – Она прожила до ста четырех лет. Грелась на солнышке, купалась в море и упокоилась в марте месяце этого года. В воскресенье.
– Надо же! – удивился я. – Папенька мне говорил, что схоронил свою бабушку лет двадцать назад. А другой связи с Эйском я не имел, кроме как через папеньку. Что равнозначно – как через одно место.
– Вашего папеньку, – сообщила Юлия Феликс, – иначе говоря, своего внука, старушка никогда не любила. Пожалуй, только в раннем детстве, когда все котята забавны.
– Тоже мне новость, – хмыкнул я. – Нашего папеньку никто не любил. Разве что в традиционно установленном порядке, то есть официально. По степени вызываемой неприязни он может сравниться лишь с моей маменькой. Но это мое личное мнение, поскольку еще у меня есть сестра, которая просто дура.
– Какая замечательная у вас семья! – порадовалась Юлия Феликс.
– И не будем нарушать сложившихся в ней обычаев, – посоветовал я. – Иначе мне придется рассказывать, как такое могло случиться в цивилизованном обществе, и меня, извините, вытошнит. Пусть лучше останется все как есть.
– Ну, это не надолго, – заметила Юлия Феликс.
– Ты имеешь в виду высший суд?
– Нет, – ответила Юлия Феликс. – Я говорю про обрыв, который скоро разрушит наше наследство.
И если раньше я мыкался без информации, то теперь просто не знал, в какие каталоги ее заносить. Что происходит сплошь и рядом, когда общаешься с женщиной, которая долго решает, какое известие для тебя существенно, а какое – нет. Чтобы обрушить все разом на твою голову.