На фреске изображён хирург, особыми щипцами извлекающий кончик стрелы из раны Энея - героя эпической поэмы Вергилия Энеида, - а рядом стоит полная сочувствия богиня и плачущий мальчик - это мать героя Венера и его сын Асканий.
Скальпель, ножницы, зеркало-расширитель и щипцы для костей помпейского хирурга - сильно напоминают современные хирургические инструменты, правда сделаны они не из высококачественной стали, а из бронзы и железа.
Спустя девятнадцать веков на нас смотрят глаза помпейского адвоката Терентия Неона и его жены. Их портреты с фрески, некогда приветствовавшей гостей у порога их дома, так и светятся жизнью. Он касается подбородка свернутым свитком, а в ее руках - вощеные таблички и стиль .
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПОМПЕЯНЕ У СЕБЯ ДОМА
Целая колония ящериц, потревоженная лопатами и кирками археологов, бросилась врассыпную по развалинам. Одни быстро исчезали в расщелинах, другие вновь принимались греться на средиземноморском солнышке. Но одно пресмыкающееся так осталось лежать, даже не шелохнувшись. Его чешуйки мерцали, алые глазки блестели от соприкосновения с лучами света, коснувшимися их впервые за последние 1800 лет. Эта свернувшаяся кольцами змейка из золота и рубинов была созданием давно умершего ювелира и некогда обвивалась вокруг женского предплечья. Хозяйка, должно быть, очень дорожила этим украшением, ибо, когда началось извержение Везувия и весь мир вокруг принялся рушиться, она погибла, обратившись в бегство и унося его с собой.
Женщину звали Кассия - людям, нашедшим ее в атриуме ее разрушенного дома, возвестила это имя надпись на золотом кольце, все еще блестевшем на косточке бывшего пальца. Поблизости лежали кое-какие ценности - другие украшения, семейная печать. Кассия была богатой и знатной женщиной, она происходила из влиятельного рода и жила в доме, простоявшем уже не один век к тому моменту, когда время в Помпеях навеки замерло.
Обнаружение Кассии и ее соседей - а также изрядной части их имущества - обернулось множеством подробностей касательно частной жизни города. Руины жилищ скрывали свидетельства личных вкусов, повседневных занятий и домашних секретов помпейских граждан. Археолог Маттео делла Корте, занимавший видное место в ходе раскопок в первой половине XX века, особенно прославился тем, что сочетал в своей работе научные навыки с вдохновенными догадками, благодаря чему собирал настоящие "досье" на отдельных помпеян. Отталкиваясь от таких улик, как граффити на стенах, отметки о выборах, ярлыки на винных кувшинах, надписи на могилах и статуях, печати и драгоценные украшения, найденные возле мертвых, - он умудрялся выстраивать связи между людьми и теми местами, где они жили.
Правда, иногда подоплека оставалась неясна. Имена, встречавшиеся в одном контексте, неожиданно всплывали в совершенно другом; неразборчивые буквы, особенности местного диалекта и темноты латыни первого века порождали вопросов не меньше, чем разрешали. Так, создавалось впечатление, что некая Примигения служила предметом всеобщего внимания: "Привет Примигении - сладчайшей, любимейшей! Здравствуй!" "С каким восторгом взирали наши глаза на Примигению!" Поскольку само имя было довольно распространено (оно означает "перворожденная"), эти и несколько других упоминаний вполне могли относиться к разным женщинам, но общий тон высказываний безусловно не мог не заинтриговать.
В 1932 г. делла Корте обнаружил строку с упоминанием Примигении, нацарапанную при входе в аристократический особняк (известный теперь как Дом Менандра), принадлежавший родственникам Поппеи, жены императора Нерона. Некоторые слова оставались непонятными, но общий смысл надписи был таков: тот, кто ищет Новеллию Примигению, найдет ее в Нуцерии - соседнем городке, где она живет. Двадцать три года спустя делла Корте нашел другую надпись, которая начисто развеяла его прежние подозрения о нраве Примигении: это было небольшое стихотворение на кладбище возле Нуцерийских ворот, посвященное ей. И вновь, надпись допускала более чем одно прочтение, хотя было ясно, что это сетования влюбленного поклонника на холодность недоступной любимой. Он хотел бы стать "печаткой на твоем кольце, чтобы приникать к твоим устам поцелуем всякий раз, как ты будешь запечатывать письмо". Отсюда можно было заключить, что столь недосягаемой могла быть лишь писаная красавица с незапятнанной славой.
Какова бы ни была история Примигении, касательно нрава и общественного положения женщины по имени Кассия не могло быть двух мнений. Ее останки были обнаружены исследователями из Археологического института Германии, начавшими раскопки ее дома в октябре 1830 г. в присутствии Августа фон Гете, сына знаменитого поэта. Чтобы почтить своего гостя и его отца, немецкие ученые назвали объект раскопок Домом Гете. Впоследствии он был переименован (ошибочно) в Дом Фавна - из-за найденной в атриуме статуи пляшущего существа с остроконечными ушами, позднее признанного не фавном, а сатиром.
Дом Фавна, одна из наиболее внушительных построек в Помпеях, занимает 3600 квадратных ярдов жилого пространства и образует целый городской квартал, длинный и узкий. Начав с главного входа, расположенного у короткой южной стороны (где мозаика на полу, выложенная кусочками красного, белого, зеленого и желтого мрамора, складывается в латинское приветствие), немецкие археологи принялись медленно прокладывать путь внутрь. Два года спустя они наконец добрались до тыльной стороны дома, но другие части строения оставались заваленными еще почти семь десятилетий. В 1900 г. археологи нашли останки четверых людей и двух коров, сваленные в одну кучу в стойлах - в двух помещениях от того места, где смерть настигла саму Кассию.
Год за годом дом продолжал открывать свои сокровища. Кассия и ее семья явно гордились древностью и изяществом своего жилища, которое некогда принадлежало почтенному роду Сатриев, чьи корни уходили в глубину помпейской истории, еще не знавшей римского владычества. (Вероятно, само семейство Кассии не принадлежало к клану Сатриев: существуют доказательства того, что племянник Суллы вступил во владение домом около 80 г. до н. э., скорее всего, прервав долгую цепочку прямого наследования.) Дом был сооружен в начале II века до н.э., и хотя время от времени производились некоторые внутренние переделки и усовершенствования, каждое поколение владельцев бережно сохраняло архитектурные и декоративные особенности, которыми наделили здание его первые строители. Другие богатые домовладельцы вольны были следовать за переменчивой - модой, но хозяева Дома Фавна несомненно ощущали себя хранителями исторического памятника. Даже в 62 г. н. э., когда землетрясением была разрушена большая часть города и это вызвало волну строительных работ уже в новом стиле, - жители Дома Фавна воспротивились переменам. Починить крышу или подновить выцветшую стенопись они могли, но при этом оставались верны прошлому и эстетическим канонам зодчего, на славу выполнившего свой заказ.
Ни один другой дом в Помпеях не являл собой столь совершенного образца эллинистических влияний Греции, наложивших мощный культурный отпечаток на здешние места в ту эпоху, когда Рим еще прозябал в безвестности. Расположение помещений отличалась логичностью и упорядоченностью, покои были просторны и соразмерны, глаз ласкали открывавшиеся перспективы.