– Так у вас же пол наклонный.
– Это в проекте был-таки пол наклонный. Но мы его выровняли и теперь у нас часто проходят танцевальные вечера.
– Так значит, все-таки, был проект. И вы в нем выровняли пол, так что видимость значительно ухудшилась.
– Какой-то один старый потрепанный проект тут оставили шабашники, но мы им почти не пользовались. А на видимость никто не жалуется.
– Я вижу у вас еще есть балкон. Можно посмотреть?
Мы поднялись на второй этаж. Здесь не успели улучшить проект. Пол на балконе шел ступеньками, стулья были привинчены к полу.
– А что, у вас только один выход с балкона в этот узкий коридор?
– А зачем нам больше? На балконе всего 70 стульев.
– А пожар может быть в этом узком коридоре?
– Надеюсь, Б-г милует. Что вы все пожар да пожар. А что же вы предлагаете?
– А вы найдите старый проект и увидите, что с балкона есть второй выход на наружную пожарную лестницу. Очевидно, у вас достаточно хорошие отношения с пожарником. Вобщем, подумайте обо всем этом, пока не пришло начальство из пожарной инспекции, – у них большие штрафы. Кстати, ни пожарной, ни санитарной инспекции здесь и слыхом не слыхивали. А на первом этаже должны быть большие санузлы. А я смотрю– вместо них рисовальный и шахматный кружки. Рисование и умственные игры – дело полезное, но у людей бывают и другие потребности.
– Ах, это вы насчет этого. Это у нас все предусмотрено. Мы даже на правлении колхоза рассматривали, и все постановили, что такие неприятные помещения нам в клубе не нужны. А вы, как выйдите, то справа увидите сортиры – мужской и женский, кажный на 10 мест, так что гуляй не хочу.
От обеда мы отказались. Корреспондент был за рулем, а он отлично понимал, что значит колхозное застолье. На обратном пути я рассказал ему все об этих самостроях. Я сказал, что в отчете похвалю их за качество строительных работ и поругаю за отступление от пожарных норм. А насчет санитарных норм – это дело тонкое. Я вспомнил, что год назад мы с комиссией от Союза архитекторов посетили одно экспериментальное село. Пока наши коллеги рассматривали клуб и школу, Иван Лазаревич Дабагян – главный архитектор Киевской области предложил мне сьездить с ним на очистные сооружения.
– Ты не кривись – это же первый опыт – по последнему слову сантехники. На эти сооружения подключены клуб, школа и несколько жилых домов.
– Да что там смотреть? Ну, отстойники, ну фильтры. Что мы, архитекторы, в них понимаем?
У него была своя машина. Мы сели и поехали. Проехали несколько километров. Сооружения, действительно, были сделаны аккуратно. Все вокруг чистенько, никакого запаха. Из сторожки вышел дед. Поздоровались.
– Вы тут работаете?
– Ну?
– И как идет работа?
– Та яка тут робота? Ничого не робыть.
– Что-то испортилось?
– Та ни, що вы кажете?
– А почему же не работает?
– Дык зробылы их два годы тому, для начальства, для школы, для клуба та на декилька новых хат. А до села далеко. Ось за два роки гимно ще до нас не прийшло, а де воно блукае, мы цього зараз не знаемо. Може прийде ще через рик, а може ни.
– Так что в отношении пожарных норм, – закончил я свой рассказ, – их заставят сделать, как полагается, а с санузлами – дело проблематичное.
По мере разработки новых объектов география командировок стала расширяться: Симферополь, Николаев, Херсон, Тернополь, Кировоград, Донецк, Днепропетровск – то-есть почти все областные города Украины. Появились поездки и за пределы Украины. Наиболее привлекательными были командировки на различные симпозиумы и конференции, организуемые московским начальством. Они стремились проводить эти мероприятия в городах, куда так просто не выберешься. Так мне удалось побывать в Ташкенте, Самарканде, Бухаре, Ереване, Кишиневе, Минске. Но такие командировки не всегда оканчивались благополучно. Однажды меня вызвали в Госстрой и предложили поехать в Кокчетав на конференцию по строительству экспериментально-показательных поселков.
– Там нужно будет выступить, – сказал мне Скуратовский, – и поэтому я решил послать вас. У вас язык лучше подвешен, чем у моих деятелей, да и материалы есть готовые.
Я подготовил все заранее. Взял билеты на самолет из Борисполя во Внуково и с большим перерывом билет на самолет из Домодедово до Кокчетава. В Москву мы прилетели вовремя. Я спокойно уселся в автобус и прибыл в Домодедово за пять часов до вылета. Погода была отличная, но обстановка в аэропорту мне сразу не понравилась. Что-то настораживало. На табло были написаны отсрочки рейсов, но незначительные – в основном на 2–3 часа. Было очень много народа. Все стулья, скамьи и кресла были заняты. Зал гудел. Я сдал свой портфель в камеру хранения и пошел выяснять отношения в справочное бюро. Оказалось, что Средняя Азия и другие регионы, на которые была направлена основная деятельность Домодедово, не принимают самолетов по погодным условиям. «Почему же вы не перенесете рейсы с вечера на утро, скажем, часов на восемь, чтобы люди смогли спокойно отдохнуть в Москве, – задал я резонный вопрос, – или предоставили бы гостиницу на несколько часов? Люди тыняются как сомнамбулы». «Гостиница маленькая, только для летного состава, есть комната матери и ребенка, но вы не мать и не ребенок, так что устраивайтесь как можете». Некоторые отчаявшиеся пассажиры устроились прямо на полу, подложив под голову чемоданы.