Филип Дик. Помутнение.
Глава 1
Жил на свете парень, который целыми днями вытряхивал из волос букашек. Терпя от них неслыханные мучения, он простоял как-то раз восемь часов под горячим душем – и все равно букашки оставались в волосах и вообще на всем теле. Через месяц букашки завелись в легких.
Будучи не в силах ничего другого делать и ни о чем другом думать, он начал исследования жизненного цикла букашек и с помощью энциклопедии попытался определить, какой конкретно тип букашек его одолевает. К этому времени они заполнили весь дом. Он проработал массу литературы и наконец решил, что имеет дело с тлей. И с тех пор не сомневался в своем выводе, несмотря на утверждения знакомых: мол, тля не кусает людей...
Бесконечные укусы превратили его жизнь в пытку. В магазине 7-11, одной из точек бакалейно-гастрономической сети, раскинутой почти по всей Калифорнии, он купил аэрозоли «Рейд» и «Черный флаг» и «Двор на замке». Сперва опрыскал дом, затем себя. «Двор на замке» подействовал лучше всего.
В процессе теоретических поисков он выделил три стадии развития букашек. Во-первых, они были специально, с целью заражения занесены к нему теми, кого он называл «людьми-носителями». Последние не осознавали своей роли в распространении букашек. На этой стадии букашки не обладали челюстями, или мандибулами (он познакомился с этим словом в результате многонедельных академических изысканий – весьма необычное занятие для парня, работавшего в мастерской «Тормоза и покрышки» на смене тормозных колодок). Люди-носители, таким образом, не испытывали неприятных ощущений. У него появилась привычка сидеть в углу своей гостиной и с улыбкой наблюдать за входящими людьми-носителями, кишащими тлей в данной «некусательной» стадии.
– Ты чего скалишься, Джерри? – спрашивали они. А он просто улыбался.
На следующей стадии букашки отращивали крылья. Во всяком случае, появлялись какие-то функциональные отростки, позволяющие им роиться. Джерри старался не вдыхать их.
Больше всего ему было жаль собаку, потому что букашки наверняка уже завелись у нее в легких. Очевидно, она тоже терпела адские мучения. Иногда он брал собаку под душ, стараясь отмыть и ее. Но душ не приносил облегчения. У Джерри сердце разрывалось от мук животного. Может быть, это было самое тяжелое – страдания бессловесной твари.
– Какого черта ты торчишь под душем с проклятой собакой? – спросил однажды его приятель Чарлз Фрек.
– Я должен извести тлей, – сказал Джерри, втирая в шерсть пса детский крем и тальк.
По всему дому валялись баллончики аэрозолей, бутылки талька и банки крема.
– Я не вижу никаких тлей, – заметил Чарлз.– Что такое тля?
– В конце концов она тебя прикончит, – мрачно буркнул Джерри, – Вот что такое тля. Ее полно в моих волосах, и на коже, и в легких. Боль невыносимая– мне, наверное, придется лечь в больницу.
– Как же это я их не вижу?
Джерри отпустил собаку, закутанную в полотенце, и встал на колени перед ворсистым ковриком.
– Сейчас покажу, – пообещал он.
Коврик кишел тлей; они повсюду скакали и прыгали – вверх-вниз, вверх-вниз, одни повыше, другие пониже. Джерри искал самую крупную особь, так как его гости почему-то с трудом могли их рассмотреть.
– Принеси мне бутылку или банку. Там, под раковиной. Потом я отволоку ее доктору, чтобы он взял их на анализ.
Чарлз Фрек принес банку из-под майонеза. Джерри продолжал поиски, и наконец ему попалась тля, подпрыгивающая по крайней мере на четыре фута, длиной в дюйм. Он поймал ее, бережно опустил в банку, завернул крышку и торжествующе спросил:
– Видишь?!
– У-У-У, – протянул Чарлз Фрек, широко раскрыв глаза.– Ну, здоровая...
– Помоги мне отловить еще, – попросил Джерри.
– Само собой, – сказал Чарлз и тоже опустился на колени.
За полчаса они набрали три полные банки букашек. Фрек, хоть и новичок в таких делах, поймал, пожалуй, самых крупных.
Все это происходило в одном из дешевых домов, давным-давно брошенных добропорядочными. Джерри еще раньше покрыл окна металлической краской, чтобы не проникал солнечный свет. Комнату освещали горящие круглосуточно яркие лампы. Ему нравилось это; он не любил следить за ходом времени.
– А что мы получим? – спросил позже Чарлз Фрек.– Док отвалит монету?
– Мой долг – найти способ лечения, – сказал Джерри.
Боль, не ослабевавшая ни на минуту, стала невыносима. Он почувствовал непреодолимое желание принять душ.
– Эй, ты, – выдохнул Джерри, разгибая спину.– Продолжай ловить их, а мне надо облиться.
– Ладно, – сказал Чарлз. А потом добавил неожиданно: – Джерри, эти букашки... они меня пугают. Я не хочу оставаться здесь один.
– Трусливый ублюдок, – задыхаясь от боли, выдавил Джерри, остановившись на секунду на пороге ванной.
– А ты не мог бы...
– Я должен облиться! – Он захлопнул дверь и пустил воду.
– Мне страшно! – донесся приглушенный голос Чарлза Фрека.
– Тогда уматывай! – заорал Джерри и ступил под душ. На кой черт нужны друзья, с горечью подумал он.
– Эти сволочи кусаются? – закричал под дверью Чарлз.
– Да! – ответил Джерри, втирая в волосы шампунь.
– Я так и думал. Пауза. – Можно, я помою руки и подожду тебя?
Дрянь паршивая, с горькой яростью подумал Джерри, но не ответил, а продолжал мыться. Ублюдок не заслуживает ответа...
Чарлз Фрек позвонил одному типу, у которого, как он надеялся, мог быть запас.
– Можешь дать мне десяток смертей?
– У меня хоть шаром покати, самому позарез нужно. Ты свистни, если набредешь на что-нибудь.
Чарлз повесил трубку и по пути от телефонной будки – никогда не делай закупочных звонков из дома – до машины быстро прокрутил один глюк. В этой фантазии он ехал мимо аптеки Трифти и увидел колоссальную витрину: бутылки медленной смерти, банки медленной смерти, склянки и канистры, и бидоны, и цистерны медленной смерти, миллионы таблеток и капсул, и доз медленной смерти, медленной смерти, смешанной с «рапидами», и барбитуратами, и психоделиками – и гигантская вывеска: «НИЗКИЕ-НИЗКИЕ ЦЕНЫ, САМЫЕ НИЗКИЕ В ГОРОДЕ».
На самом деле в Трифти никогда ничего не было, одна дрянь. Но готов поспорить, думал он, выезжая со стоянки на Портовом бульваре, что там. в кладовке за семью замками, лежит медленная смерть – чистая, ни с чем не смешанная... Пятидесятифунтовый мешок.
Любопытно, когда и как они доставляют пятидесятифунтовые мешки препарата С... и бог знает откуда – может, из Швейцарии, а может, вовсе с другой планеты, где у ребят башка варит... Должно быть, привозят товар рано поутру – с вооруженной лазерными винтовками охраной зловещего вида. Только попробуй посягнуть на мою медленную смерть, подумал он, представив себя на месте охранника, и я тебя испепелю.
На Чарлза напала хандра, потому что в его загашнике остались всего триста таблеток медленной смерти. Зарыты на заднем дворе. Только недельный запас. А что потом?
Черно-белые что-то явно заподозрили. Они выехали со стоянки и держались рядом, пока без мигалки и сирены, но... Распроклятые легавые меня засекли. Хотел бы я знать как.
Фараон:
– Фамилия?
– Фамилия? (НИКАК НЕ ПРИХОДИТ В ГОЛОВУ!..)
– Не знаешь собственной фамилии? – Фараон подмигивает своему напарнику.– Этот парень совсем забалдел.
– Не расстреливайте меня здесь! – взмолился Чарлз Фрек в своем глюке, вызванном видом черно-белой машины.– По крайней мере отвезите меня в участок и расстреляйте там, подальше от глаз!
Чтобы выжить в этом фашистском полицейском государстве, подумал он, надо всегда знать фамилию, свою фамилию. При любых обстоятельствах. Первый признак, по которому они судят, что ты наширялся, – если не можешь сообразить, кто ты, черт подери, такой!
Вот что, решил Чарлз, я подъеду к первой же стоянке, сам подъеду, не дожидаясь, пока начнут сигналить, а когда они остановятся, скажу, что у меня поломка.
Им это дико нравится. Когда ты отчаиваешься и сдаешься. Валишься на землю, словно выдохшаяся зверюга, и подставляешь свое беззащитное брюхо. Так я и сделаю.