Выбрать главу

Барин Тургенев в изображении своего героя совершенно игнорирует чисто плебейский вопрос, который еще Санчо-Панчо задает Дон-Кихоту. «На какие деньги изволят странствовать благородные рыцари?» Разночинец Базаров учится, имеет научные интересы, гостит в дворянских усадьбах.

Но на какие деньги изволят странствовать воинственные разночинцы? В романс Помяловского — это центральный вопрос. Уже в «Мещанском счастье» проблема независимости разночинца, проблема работы встает на первое место. Отсюда проблема чиновничества — одна из самых важных проблем разночинства — намечена и в «Мещанском счастье», (более подробно разработана в следующем произведении Помяловского — «Молотове»).

Основная идея «Мещанского счастья» — развитие «плебея» — может совершиться только через разрушение дворянской гегемонии. Олицетворением этой идеи и является Молотов. В творчестве Помяловского выражена та идея, в силу которой — по характеристике Ленина — развитие России могло совершиться только в борьбе со всяким либеральным соглашательством.

В «Мещанском счастье» впервые нашла свое художественное выражение идея неизбежности этой борьбы. Отныне Помяловский решительно изгнал дворянина из литературы. И его любимой темой стала тема о «детстве без лип». Он первый ввел в литературу семейную хронику людей не только без всякой генеалогии, но не имеющих даже собственной фамилии.

Помяловский ломает основные законы тургеневского стиля. Его творчество, это — разрушение «барской эстетики».

Он смело опрокидывает добрые традиции объективного повествования, на каждом шагу он вмешивается в повествование, едко полемизирует с теми или иными литературными утверждениями, желчно изобличает не угодные ему общественные порядки, непринужденно ведет беседу с читателем по коренным вопросам миросозерцания. Все это делается страстно, сопровождается гневом, иронией, лирическими признаниями. Изобличительными речами автор пронизывает все страницы своих произведений, делая это основным свойством своего стиля. Если бы собрать и систематизировать все эти публицистические отступления, так щедро рассыпанные хотя бы в «Мещанском счастье», то мы имели бы не только представление о системе образов Помяловского, но и о его замечательной силе воинственного публициста-демократа. Публицистика у Помяловского неотрывна от всей художественной ткани его произведений. Она вводит как бы дополнительно самого замечательного и ценного героя этих произведений… Н. Г. Помяловского, образ которого согревает его проникновенные страницы.

С точки зрения дворянской эстетики самой большой литературной ересью явилась трактовка Помяловским столь высокой тургеневской темы о девушке и ее первой любви. В чем же заключалась эта ересь?

Нужно сказать, что из всех персонажей Помяловского Леночке больше всего повезло в критике. Мы имеем в виду знаменитую статью Д. И. Писарева, в которой образ Леночки получил свою великолепную интерпретацию. Помяловский, по мнению Писарева, откровенно любуется Леночкой, как превосходным произведением природы. Но любит он ее не как Тургенев Асю, из которой сделано какое-то особенное, странное и оригинальное «и кажется полуфантастическое существо». Помяловский избрал героиню «второго плана», изображаемую обычно художниками как контраст с высокими натурами. Леночка — родственна пушкинской Ольге.

Это — совершенно обыкновенная девушка, от которой и в будущем ничего нельзя ожидать, кроме «дюжины толстомордых ребят». И вот Помяловский со всей чуткостью и подлинной гуманностью подходит к Леночке, рассуждая так:

«Этот молодой организм ищет и просит себе любви, счастья, наслаждения, того, что для него необходимо, как теплота, свет, воздух и сырость необходимы для растения». «Неужели я буду осуждать кисейную девушку за то, что она не умеет и не может быть счастлива по-моему? Я горячо сочувствую ее радости, ее горю, ее тревоге и ее томлениям не потому, что я сам способен таким образом и по таким же причинам радоваться, горевать, тревожиться и томиться, а потому, что в ней-то, именно в ней, все эти ощущения совершенно естественны, неизбежны и неподдельны».

Это отношение Помяловского к Леночке приводит в восторг Писарева: «Я, — пишет он по этому поводу, — до сих пор не встречал писателя, у которого было бы так много самородной гуманности, как у Помяловского». В силу этой гуманности Помяловский подходит ко многим не замеченным обычно явлениям, «с неутомимой, пантеистической любовью, останавливая на них свой кроткий, задумчивый, безгранично-нежный и, несмотря на то, глубоко умный взор». Писарева возмущают вопли разных журнальных кликуш, обвиняющих Помяловского в резкости и грубости. Он применяет к Помяловскому известные слова Берне о Байроне: «Его сердце было окружено сплошной стеной твердых и острых колючек damit das Vieh nicht daran nage.» (чтобы его не глодала скотина).

В критике обычно проводится параллель между Леночкой и Надей Дороговой («Молотов»). Несомненно, последняя представляет собою более сложную фи-гуру 60-х годов. Но и Леночка, как тип, значительна своей художественной новизной. Здесь опять-таки весьма важно сравнить эту героиню «Мещанского счастья» с знаменитыми героинями Тургенева, хотя бы с Натальей Ласунской из «Рудина». Образ Леночки противопоставлен Наталье Ласунской и Асе так же, как Молотов — Рудину. Иными словами, Помяловский и отличается своим крепким материализмом и революционно-демократическим реализмом.

Припомним главу из «Рудина», посвященную появлению Натальи. С необычайной торжественностью начинается описание характера, внешности героини, причем Тургенев основное внимание уделяет «внутреннему миру» Натальи и ее духовным интересам, так как Наталья «с первого взгляда могла не понравиться».

Тургенев выделяет те черты лица, которые связаны с высокой интеллектуальностью героини. «Особенно хорош был ее чистый и ровный лоб над тонкими, как бы надломленными посередине бровями, Она говорила мало, слушала и глядела внимательно, почти пристально — точно она себе во всем хотела дать отчет. Она часто оставалась неподвижной, опускала руки и задумывалась; на лице ее выражалась тогда внутренняя работа мысли… Едва заметная улыбка появится вдруг на губах — и скроется; большие, темные глаза тихо подымутся…» Большой портрет Натальи дается художником через историю развития ее духовных интересов. Все это нужно Тургеневу для развертывания первой встречи с Рудиным на террасе.

Совершенно противоположный характер носит появление Леночки. Одной-другой строкой, как бы мимоходом, описывается балкон усадьбы, где сидят Егор Иванович Молотов и Елена Ильинишна Илличова — «молодой человек и молоденькая, хорошенькая девушка — значит повесть начинается».

Вся торжественная часть, сопутствующая началу беседы тургеневских героев, — совершенно устранена у Помяловского.

Рудину приходится затратить много усилий на завязку беседы. Между тем, у Помяловского беседу непринужденно начинает Леночка, кстати сказать, как и Рудин, о поэзии. Причем для Рудина «поэзия — язык богов» «Я сам люблю стихи, — говорит он, — но не в одних стихах поэзия: она разлита везде, она вокруг нас… Взгляните на эти деревья, на это небо — отовсюду веет красотой и жизнью; а где красота и жизнь — там и поэзия». Первое же слово Леночки: «Какая поэзия! Прелесть!» — относится к «шлепающему огромному стаду гусей и уток».

В отличие от Рудина, столь охочего к беседам с дамами, Молотов «не мастер поддерживать дамский вздор и дребедень», а потому в «обществе держался ближе к мужчинам и пожилым дамам». Зато Леночка быстро овладевает разговором, с удивительной легкостью переходя с предмета на предмет. «Рассказала, как тонула однажды; что у них новый дьячок, про козу свою рассказала, от козы перешла к дяде, к няне, к подругам, после этого ей ничего не стоило заговорить о цветах, о новом платье, а через несколько минут она говорила, что терпеть не может пауков и тараканов, что она любит толстые пенки на сливках, клубнику и запах резеды. — Я веселая… — сказала простодушно Леночка и при этом ударила в ладошки».

В противовес Наталье Леночка мало разбирается в прочитанном. Недаром Лизавета Аркадьевна считает, что основная черта девушек, подобных Леночке, — «поразительная жалкая пустота. — Читали они Марлинского, — пожалуй и Пушкина читали; поют «всех цветочков боле розу я любил», да «стонет сизый голубочек», вечно мечтают, вечно играют… Ничто не оставит глубоких следов, потому что они неспособны к сильному чувству. Красивы они, но не очень; нельзя сказать, чтобы они были глупы… непременно с родимым пятнышком на плече или на шейке… легкие, бойкие девушки, любят сентиментальничать и кушать гостинцы… И сколько у нас этих бедных, кисейных созданий».