Игнат Дорогов не только законченный тип чиновника, но являет собой своеобразное мироощущение индивидуалиста-мещанина. Его программа была — «жениться лет под сорок, когда бы понадобилась хозяйка, сиделка, стряпуха, когда нельзя ожидать большого плодородия, а следовательно, больших расходов и забот по любовному делу». Вопреки программе он женится рано, по любви, на дочери Мавры Матвеевны, но скоро наступают будни, Игнат Васильевич от тоски начинает кутить.
Помяловский, как подлинный гуманист, воспроизводит скорбные переживания в связи с этим жены его, Анны Андреевны, ее душевную драму, а также показывает, как «она незаметно сделалась полной царицей домашней жизни». Она изучает все его слабые стороны, знает, что и когда может иметь на него влияние. В результате Дорогов был укрощен «обязательной любовью» своей жены, созданным для него комфортом. Анализ этой «обязательной любви» («ей нельзя было ненавидеть мужа, иначе она погибла бы») сделан Помяловским глубоко и проникновенно. «Женщина с большими запросами от жизни объявила бы явную вражду такому мужу, как Игнат Васильевич, и непременно проиграла бы, потому что он крепок был на слово и на дело, а она не проиграла, взнуздала мужа, укротила его».
То одной, то другой чертой Помяловский показывает изнанку дороговской «семейной идиллии», изображая ее как проекцию канцелярски-бюрократического мира. Отсюда самодурство, помыкание над домашними, отсутствие общественных интересов, весь мещанский индивидуализм Дорогова, вытекающий из неуверенности в завтрашнем дне. Вся его мораль — быть в семье непререкаемым главой, чтобы каждый его каприз был законом для жены и детей. Игнат Дорогов — яркое воплощение чиновничьего уклада того времени.
Вскрывая пустоту дороговского благополучия, автор говорит: «Человеку же с большими запросами от жизни думается: «О, господи, не накажи меня подобным счастьем, не допусти меня успокоиться в том мирном, безмятежном пристанище, где совершается такая жизнь». В свете всего этого Помяловский показывает нарождающийся протест против этой «мирной жизни» и ее коснеющей повседневности в лице Нади Дороговой и Егора Ивановича Молотова.
Надя Дорогова — центральная фигура второго романа Помяловского. Строго говоря, «Молотовым» могла бы назваться скорее первая повесть, где, как мы уже знаем, в центре поставлен Егор Иванович Молотов. Во втором же романе проблема мещанского счастья — основной сюжет. Обе повести, рассматриваемые как составные части трилогии, могут с полным правом носить название «Мещанское счастье». В «Молотове» перед нами, прежде всего, развернутая биография Нади Дороговой и история ее семьи. Иными словами, Надя Дорогова воспроизводится здесь по тому же принципу, что и Молотов в первой повести, где он является основным типом «пришедшего плебея». И Надя, и Молотов изображены как антиподы тургеневских героев и героинь с их философией «покорности судьбе». Мы пытались показать это на параллели «Молотов — Рудин». Обратимся теперь к параллели между Надей Дороговой и Лизой Калитиной («Дворянское гнездо»).
Центральная проблема «Молотова» и «Дворянского гнезда» — брак по любви. Эпиграфом могли бы служить для повести Помяловского слова Лаврецкого, обращенные к Лизе, в связи с сватанием к ней Паншина: «Умоляю вас не выходить замуж без любви, по чувству долга, отреченья, что ли… Это же безверие, тот же расчет». Такая проблема встает и перед Надей Дороговой. Подробной истории роста Лизы Тургенев не дает. Ему нужен, главным образом, завершающий эффект ее романа — покорность перед мистической судьбой и уход в монастырь.
М. Авдеев, автор книги «Наше общество в героях и героинях за 50 лет», объясняет характер Лизы, кончившей удалением в скит влиянием няньки, спасшей этим влиянием Лизу от мелочности и дрянности матери и разных Гедеоновских, окруживших ее детство. «Своеобразно понятый долг, — говорит М. Авдеев о дворянских героинях, — обращает честных, энергичных и счастливо одаренных девушек в самом цвете жизни — одну — в холодную великосветскую ханжу другую — в монахиню, а третью — в прислужницу полоумному юродивому».
Несомненно, Лиза Калитина в этом смысле завершающий тип дворянской героини в литературе. Вот почему Тургенев не дает «сплошного портрета», а показывает ее «крапинками», в диалогах на свидании, в церкви и затем в монастыре. Биография Лизы — это обычная биография дворянской героини.
Поэтому для Тургенева биография Лизы не является решающим фактором в обрисовке этой героини.
Портрет Нади Дороговой дан по совершенно противоположному принципу. Прежде всего, ее биография все время рассказывается автором в плане, так сказать, самостоятельной повести. С первого взгляда казалось, что Надя очень походила на свою мать — Анну Андреевну, так что все родственники говорили: «Надя — вылитая мать». Но они ошибались. Она развивалась при других условиях и иначе. Лиза «побежит по той же дорожке», что все дворянские героини. А Надя Дорогова идет своим путем… Сходство с матерью не случайно фиксируется Помяловским. Мы видели, что в «женской линии» Дороговых заложены начала более творческие и организующие, чем в мужской. И неоднократно Помяловский подчеркивает что изображаемая им среда в своей женской линии имеет все данные для все большего и большего развития.
В портрете Нади Дороговой преобладает здоровое, трудовое начало. «Она постоянно занята, и всякое дело у нее делается легко, охотно. Со стороны весело смотреть, когда Надя шьет воротничок, разливает чай, учит грамоте сестру, читает отцу газету, кормит канарейку, поливает цветы, укачивает ребенка, приговаривая заботливо: «Ну спи же, спи». Все это занимает ее в высшей степени, и идеалисту досадно видеть безмятежное выражение женского лица, полное довольства своей работой и развлечениями, своим днем, своими окружающими лицами».
Молотова Помяловский проводит через профессорскую среду. Надя Дорогова воспитывается в закрытом учебном заведении. Однако влияние домашнего воспитания преобладает, она и к месту своего воспитания, к начальницам и наставникам, даже к подругам, по крайней мере к большинству их, относится холодно. Одной-другой чертой, как бы мимоходом, художник-педагог вскрывает источники этого холода.
Вот выпуск в этом учебном заведении: «все, прощаясь, плакали навзрыд и давали клятвы вечной дружбы». Надя, обнимая двух любимых подруг, тоже плакала: «как будто жалко стало детской жизни». Но ее лицо быстро освещается радостью при мысли о возвращении домой. Заметив это радостное чувство, одна классная дама, самая уксусная, прокислая дева, невольно прошептала «экая каменная».
Образ этой уксусной классной дамы олицетворяет собою характер этого заведения.
Надины рассказы о своей институтской жизни — страницы того же порядка, что «Очерки бурсы».
Формирование характера Нади Помяловский рисует как художник-материалист. Оттого так подробно он анализирует возникновение у семнадцатилетней Нади мысли о женихе. При показе развития Нади Дороговой Помяловский применяет тот же метод, что в «Мещанском счастье». Подробное изучение влияния среды, как мы уже знаем, основной пункт эстетики Чернышевского и художественного метода Помяловского. Этим разительно отличается образ Нади Дороговой от Лизы Калитиной. Последняя является готовым характером, в то время как Надя Дорогова все время показывается в решающих фазах своего развития. Фейербаховское положение о единстве человека и природы лежит в основе показа Нади Дороговой в период вызревания в ней чувства и сопутствующего ему психологического процесса. Любовь Лизы Калитиной как бы «не от мира сего», она вся в покорном взгляде. Иное дело — Надя Дорогова. Каждое движение ее сердца как бы на ладони. Читатель переживает все ступени ее духовного развития, всё этапы формирования ее характера. Педагог-материалист все время сопровождает художника в воспроизведении всех этих фаз созревания образа Нади.