Здесь Помяловский предполагал вывести множество побочных лиц, и в том числе опять Череванина, который найдет себе подругу жизни. Любопытно, что и в этом романе Помяловский имел в виду продолжить свою традиционную полемику с Тургеневым, собираясь дать свое освещение его типов.
«На нас клевещут, — говорил Помяловский, — и наша честь требует, чтобы с молодого поколения сняли то пятно, которое кладут на него эти лица. Всякая сила вызывает непременно множество бездарных подражателей, однако по этим бездарностям общество судит об оригиналах и приобретает недоверчивость к ним. Надо доказать им, что они не наши, что наши стремления не те. Трудна эта задача, но я возьмусь за нее, потому что она — дело чести нашей».
Болезнь нарушила планы Помяловского. Более удачной оказалась другая его творческая инициатива, относящаяся к тому же периоду. Мы имеем в виду «Поречан».
«Поречане» — это литературный жанр, связанный с историей городов, вернее даже — городских окраин, пригородов, посадов и т. д. От этого жанра пойдут «нравы Растеряевой улицы» Глеба Успенского и «Городок Окуров» Горького. Сюжет «Поречан» — описание кулачного боя на Малой Охте — использовал потом также Чапыгин в «Белом ските» и М. Пришвин в «Кащеевой Цепи».
Из этнографической темы о Малой Охте и ее населении Помяловский сумел сделать большое и значительное произведение. В своей «Истории новейшей русской литературы» А. Скабичевский, отмечая этот рассказ как свидетельство крупного таланта Помяловского, писал: «Помяловский, как мы видели из его биографии, никогда не был в деревне и народа не изучал. Тем не менее такой это был могучий талант, что и в пригородных охтянах он сумел прозреть те народные черты и тот дух, какой присущ всем русским людям без исключения, и рассказ Помяловского производит на нас впечатление, как будто вы читаете какую-то былину. Таким образом, нет сомнения, что и беллетристика народного быта утратила в лице Помяловского одного из своих крупнейших представителей».
Значение «Поречан» в развитии беллетристики народного быта Скабичевский в общем оценивает верно, но, конечно, он напрасно ввел в эту характеристику «дух, какой присущ всем русским людям без исключения». В том-то и особенность этого жанра, что он воспроизводит прежде всего колорит определенной местности, что он сугубо «этнографичен» и его целеустремленность прежде всего классовая.
Точно так же не верно, что Помяловский народа не знал и об этом, якобы, свидетельствует его биография. Мы, наоборот, знаем, что детство он провел именно «среди народа», в его гуще.
Жители Малой Охты не так уже далеки были от «народа».
Хотя у малоохтенцев-поречан были черты, отличавшие их от обычных «селян», мастерство «Поречан» и заключается в воспроизведении этих отличий, в показе процесса формирования этих своеобразных черт, проистекавших от непосредственной близости поречан с городом.
Из биографии Помяловского известно, что «Поречане» писались в 1863 году в селе Ивановском (в 30 верстах от Петербурга), где он провел лето в крестьянской избе со своим братом Владимиром и студентом-медиком Дьяконовым, увезшим в деревню Николая Герасимовича, желая изъять писателя из «сферы пьянства».
Фон «Поречан» воспроизведен Помяловским с большим мастерством. Здесь дана история Малой Поречны, начиная с Петра Великого, показаны социально-бытовые условия, формировавшие характер поречанина, его верования. Он дает экзотический облик поречанской женщины, ее своеобразную эмансипацию. Все это Помяловский выявляет через коротенький, но сплошной диалог, пронизанный словесным своеобразием этих впервые вводимых в литературу социальных слоев.
В «Поречанах» мы имеем замечательное описание «типичного красноречия» Малой Поречни. «Это не было, — повествует автор, — красноречие риторическое, стелющееся длинными периодами, не было красноречие семинарское, удобренное славянскими цитатами; это было красноречие чисто туземное, оригинальное и своеобразное. Оно состояло в умении подбирать хорошие слова, вроде — салон, пеперимент, пришпект и т. д.».
Действие «Поречан» открывается у «отечественного парламента», т. е. кабака, по случаю праздничной обедни. Описание правил и традиций старинной славянской игры, называемой боем, сделал Помяловский виртуозно. Это замечательная массовая сцена.
Перед нами подробная история боев и всего их театрального окружения, создаваемого приездом богатых купцов и военных, всячески поощрявших бойцов денежными подарками.
Этот неоконченный рассказ замечателен своими бытовыми картинами: показ кладбища и церкви в праздничный день, семейного уклада главного бойца Огородникова и всего общественного строя Поречны.
В «Поречанах» Помяловский действительно является одним из зачинателей художественных произведений о народе.
«Поречане» были напечатаны уже месяц спустя после смерти Помяловского в журнале «Русское слово».
БОЛЕЗНЬ И СМЕРТЬ
Особенно тягостен для Помяловского был 1863 год. Неделями Николай Герасимович пропадал в каких-то трущобах на Сенной, где вначале стал бывать для изучения типов «отверженных», среди которых скоро нашел себе приятелей и собутыльников. Он искал здесь забвения от общественной реакции, от тоски по загубленным идейным соратникам (Чернышевскому и др.). Но в минуту трезвости Помяловский полностью сознавал, куда он попал, какая страшная тина его засасывает. Его письма к братьям и друзьям звучат мольбами о спасении. Так, в одном из писем к брату Владимиру он пишет: «Володя, я сильно пью! Возьми меня!.. Если ты не согласишься на этих днях отобрать от меня деньги, я пропью свою душу. Я хвораю уже… Мочи нет и жить, братец, тяжело; хочется хоть в водке забыться, хотя и понимаю, что это не дело. Володя, спаси меня! Иначе, клянусь честью, я погибну!..» Брату его приходилось ездить разыскивать Николая Герасимовича в ужасных трущобах. Продолжал принимать в нем большое участие поэт Я. П. Полонский, приютив больного Николая Герасимовича у себя на квартире. Тоске и страданиям Помяловского не было границ. Известно, что после закрытия «Современника» и ареста Чернышевского, Николай Герасимович покушался на самоубийство. Торжествующая общественная реакция выводила его из равновесия…
— Проклятые, — негодующе говорил он: — как я вас ненавижу! Вы отравили всю жизнь мою, вы разбили лучшие мои надежды!..
Страдания Николая Герасимовича были до того сильны, что он все время боялся сойти с ума и просил друзей убить его, если случится такая беда. Силы иссякали. Болезнь обострялась. Появлялись частые припадки белой горячки, сопровождавшиеся кошмарными галлюцинациями…
Вот что рассказывает мемуарист Федор Бер, встречавший Помяловского на четвергах у Достоевских незадолго до его смерти:
«Он ходил по комнатам бодрый и веселый, смеялся, рассказывал что-то. Его возбужденное состояние, к которому все привыкли, и неверная походка не обращали на себя особенного внимания. Я заметил только, что он постоянно подходил к окну, наливал воду из большого графина и пил стакан за стаканом. Я думал, что отпивается от похмелья, но оказалось, что графин был с водкой, приготовленной к ужину. За ужином было много народа. Особенно ничего не было заметно, но вдруг он как-то странно захрипел, глаза его закатились, стул под его тяжестью разлетелся, и он во весь рост, к ужасу присутствующих, без чувства растянулся на полу. Все бросились к нему, особенно любившие его Н. Н. Страхов и Разин взялись отвезти Помяловского домой, но он не приходил в чувство».
Картина угасания Помяловского, болевшего белой горячкой в клинике Боткина весной 1863 года, — потрясающа. Вот как рассказывает об этом А. П. Аристов со слов известного историка А. П. Щапова.
«Помяловскому являлся дедушка с книгой в руках, окруженный всеми знакомыми, и укорял громче и громче о его худых поступках, начиная с самого детства, то вдруг разверзался перед ним ад, и там представлялись страшные картины и мучения грешников, куда влекли и его демоны. Он в ужасе становился на колени или бежал и кричал, умоляя чтобы разубедили его, что это не действительность, а призрак… Ты плюнь на все, — твердил с улыбкой Щапов, — это представление и больше ничего. Ты послушай-ка, я вот прочту тебе из рукописи забавную легенду «о привидениях».