«Публикация репутации».
Феодор и его люди, по моему представлению, есть группа лиц, вступившая в преступный сговор с целью отъёма, мошенническим и насильственным способами, чужой собственности, в т. ч. и моей (государственной), в границах моей юрисдикции. Реализация этого преступного замысла привела к гибели двух и более лиц. В т. ч. гос. служащих, находившихся при исполнении служебных обязанностей.
– Смягчающие обстоятельства?
– На Феодоре божья благодать почиёт!
– Это не смягчающее, а отягчающее.
Накачавшись «благодатью», нужно сперва выжечь в себе эту сущность. А уж потом можно и живым людям глаза смолой заливать да выжигать.
«И всё хорошее в себе — поистребили». «С особым цинизмом…».
Тягостное, изнурительное занятие. Уже темнело, когда я закрыл заседание.
«Утро вечера мудренее».
Верю. Кому-то, где-то, когда-то. Мне к утру ничего нового не при-мудрилось.
Двоим из шести, за сотрудничество со следствием — каторга. Остальным…
Утром, вновь собрав заседание, я объявил вердикт:
– За многие злодейства учинённые противу Воеводы Всеволжского приговариваю шиша речного, именуемого епископом Ростовским Феодором, к смертной казни. Через отрубание головы. Машиной. Приговор привести в исполнение незамедлительно.
Народ ахнул. Народ заскулил, забурчал, засопел. Множеством разных дыхательно-шевелительных действий выказал мне свой несогласие. Волнение, смущение, изумление и… и ожидание. Ожидание невиданного зрелища.
Дважды невиданного.
Казнь епископа.
Казнь машиной.
О рассуждениях моих, приведших меня к идеи гильотины — я уже… Прошёл год с тех пор, как разгромив караван муромских «конюхов солнечного коня», я задумался об устрашении.
«Улита едет, когда-то будет» — русская народная…
Моя «улита» — приехала.
Повторюсь: казнь есть не только устранение конкретного куска мусора человечества из функционирования в реале, но и воспитательная мера, предотвращающая появление подобных фрагментов дерьма в будущем. Воспитательная функция казни до 19 века — в Европах обязательна и повсеместна.
Что я, империалист какой? Чтобы пренебрегать традициями и чаяниями всего «прогрессивного человечества».
Установка была прежде построена. На задворках. И — опробована. На брёвнышках, на баранах. Ныне её уместно изукрасили и перетащили прямо на Стрелку. На самоё остриё, на площадку, с которой хорошо просматривается и Волга, и устье Оки. Там в 21 веке парк сделают. Хорошее место, душевное.
Вот туда мы все и потопали.
Ропот народный то затихал, то усиливался. Уж больно эти «ворота с топором» ни на что не похожи.
Простенькое белое распятие на самом верху, мудрые мысли о смерти на нескольких языках и алфавитах по перекладине и столбам. Красные ленты на чёрном фоне обугленного дерева.
«Врата смерти».
«Оставь надежду всяк сюда…».
Входящий, вносимый, укладываемый…
Феодор, к этому моменту, несколько ожил. Начал кричать, рваться. Пришлось вставить ему кляп. Вот так, выгнувшийся, пытаясь сдвинуть затылком ограничительный брус, со связанными за спиной руками, он и лежал, привязанный к нижней доске, лицом к зрителям, в этих воротцах.
Сколько эмоций! Какая экспрессия! Натюрлих, факеншит!
Почти как в мой первый день здесь, в «Святой Руси».
«Утро стрелецкой казни» на Волчанке.
Разница? — Мозгов у меня прибавилось. «Святая Русь» жизни выучила. Потому рукоять топора — теперь у меня.
Ну, Ваня, с богом.
И я дёрнул рычаг.
Почему сам? Потому что тут… как бы сакральный смысл. Типа: Воевода Всеволжский — сильнее владыки Ростовского.
«Смерть — высшая степень унижения».
Унижение — для него, возвеличивание — для меня.
Ещё: я не могу поручить это дело кому-нибудь из своих людей. Оно… против общего русского закона, против «с дедов-прадедов заведено». Это — новизна. По общему чувству — опасная для жизни и души.
Только — личным примером. Первому — мне. Не посылая на столь опасное дело — кого-то другого.
Для них это святотатство. За которым последует расплата. Наказание божье, казни египетские. По «Житию Авраамия Смоленского»:
«И после того как блаженный скончался, сбылось пророчество святых апостолов о преследовавших и прогнавших святого, так что одних из епископов постигла внезапная смерть, у других же появились на ногах синие прыщи, которые лопались, а еще одному внезапный огонь, сошедший свыше, иссушил руки и ноги, у другого же распухла нога и начала гнить, а поскольку она прикасалась к другой, зараза перешла и на ту, и он умер лишь через три года, у другого же язык стал как затычка во рту, и, написав на доске, он признал свой грех, что изрек хулу на святого Иоанна Златоуста; а Евдоксию поразила жестокая болезнь, ибо у нее из недр шла кровь, а потом был смрад, и она извергла из себя червей, и так злообразно кончила она свою жизнь горькой смертью».