Ни болезней, ни ран, ни битв. Ни иных событий вблизи этой даты. «Преставися». Без комментариев.
Реакция Андрея была непредсказуемой. Она отсутствовала.
Не считать же государевой реакцией казнь денщика и спальника Изяслава! Должны были досмотреть сон княжича, поленились. Срубить пару голов в младшей прислуге — вообще не тема.
Я, честно говоря, не ожидал смерти Изяслава. Какие-то планы строил. На дальнейшее с ним взаимодействие по ряду вопросов. А тут… Что самоубийство — заподозрил сразу. Перепугался.
Возможно было… Да всё было возможно! Вплоть до Суздальского похода на Всеволжск!
Нет закона, непревозмогаемого закона природы, который бы запретил Боголюбскому стереть с лица земли меня и мой город. Все суждения логические, аргументы «за и против»… Да, интересны. Но Боголюбский — все более — самодержец. Главная причина его действий — его решение. Принимаемое им на основании его внутреннего чувства «правильно». Озарение, просветление, «воля Богородицы»… он так решил. А любые доводы… так, «узелки по бахроме».
Что ситуация не подпадает под сто десятую: «доведение до самоубийства путём угроз, жестокого обращения или систематического унижения человеческого достоинства»… Не существенно — УК РФ здесь не только не работает — просто не родился.
Единственный аналог — статья в «Уставе Церковном» о наказании родителей, доведших своих детей до самоубийства путем препятствования бракосочетанию.
Не мой случай.
Андрей первенца своего любил, гордился им — я от людей слышал, в Янине сам видел. Ответки — ждал. И — боялся.
Чуть позже, через Лазаря, дошло брошенное вскользь Андреем:
– А колдуну твоему… Богородица щастит. В бумагах присланных… весточка была… от… Мальчик у меня прощения просил… за… за всё… и за твоего… плешивого — тоже.
Хорошим парнем был этот Изяслав. Даже и собравшись туда, за грань, отринув и страх смертный, и обычаи православные, об остающихся — подумал, озаботился.
Внушённое мною ощущение его собственной природы, предопределённости «диавольского отродия», не привело его ни к сатанизму, ни к крайнему православию с уходом «в заруб». Он, видимо, решил, что подробности его зачатия позволят «врагу рода человеческого» в какой-то миг перехватить управление его телом, его душой. И, убоявшись превращения себя в монстра, в демона в человеческом обличии, в слугу «Князя Тьмы» в корзно княжеском, решился лишить Сатану возможности такого успеха. Ценой своей смерти.
Не так! Неправильно! Плохой христианин был! Не законченный!
Ведь никакое действо в мире не исполнится мимо воли Господа! Ведь и зачатие, и рождение и происки Сатанинские — лишь попущением Божьим случаются! Предался «Князю Тьмы»? — Таков, значит, замысел Его. Всевидящего и Всемогущего. От начала времён тебя, со всеми твоими грехами, вольными и невольными, прозревшего, вот такую судьбу твою в ткань мира сотворяемого заложившего.
И деяния твои — не твои, и страсти твои — не твои. Ты не своей радость радуешься, не своей печалью печалишься. Разве веселиться триггер переворачиваясь? Разве грустит кирпич, с крыши падая? Так отринь чувства свои! Ибо твоё — не твоё. Одеревеней. Стань поленом сухим. Душой, умом и телом. Всё предопределено, брат! Всё тогда, тому — шесть тысяч лет с хвостиком, придумано и промыслено. Так к чему веселиться? Чужим весельем? К чему горевать? Чужим горем?
Верно говорил Бакунин:
«Или — бог, или — свобода».
Не это ли звучит в упрёке Хайяма:
Жаль Изяслава.
Мир праху его.
Впрочем, моя невиновность в смерти княжича, помимо отсутствия следов и улик, была подтверждена, хоть бы и косвенно, скорой смертью Ярослава — брата Андрея. Тут уж я вообще — ни сном, ни духом. Даже — мимо не проходил.
Разгребание «Фединого наследства» заняло у суздальских немало времени и сил. Ярослав, посланный наместником в Ростов, в самое кубло гадючье, не уберёгся. Попал по весне в воду ледяную, заболел да и помер. Что не просто сам в воду упал, что помогли…
«В лето 6674. Преставися благоверный и христолюбивый князь Ярославъ, сынъ благовернаго князя Георгия, и положиша и у церкви святыя Богородици Володимери, месяця априля въ 12 день».
Так начала расти княжеская усыпальница в той, новенькой, недавно освящённой, на моих глазах доделываемой церковке. В белоснежном маяке на главном хлебном перекрёстке Залесья, «Покрова на Нерли».
Андрей не спрашивал меня о Софье. Видимо, опасаясь получить ответы, которые ему будет тяжело переварить, после которых придётся совершать действия… ему неприятные. Просто — чреватые. Гибель Изяслава продемонстрировала… опасность «будирования» этой темы.