Впрочем, берег и рыбаки были Норвуду мало интересны.
Он с легкостью отыскал нужную тропку, которая повела наверх. Она легла заячьей петлей, минув и дома, и домишки, нырнув в низкий березняк, что карабкался по склону. Тропа сделалась уже. Она вихляла меж камней, а тех становилось все больше.
И крутизны склон прибавлял.
В какой-то момент Нордвуд остановился.
Огляделся.
И со вздохом расстегнул пояс. Место меж трех огромных камней, слепленных чьею-то силой, показалось удачным, чтобы оставить здесь одежду. Камни стояли на самом краю обрыва, и человек обыкновенный вряд ли рискнул бы приблизиться к берегу. Здесь он высоко поднимался над водой, уходя отвесно. И само-то озеро казалось далеким, темным.
— Ну… не одному Маруну кобелем быть, — проворчал Норвуд, чувствуя себя на редкость глупо. Он отряхнулся и позволил боли выплеснуться. Принял её, позволил искорежить тело и, упав на четыре лапы, отдышался.
Вновь показалось, что смена обличья прошла легче, чем в прошлый раз.
Не прошло и минуты, как по тропе затрусил огромный зверь той неопределенной масти, которая случается, когда черную шерсть покрывает пыль. Впрочем, и масть, и обличье зверя как-то вот хитро не бросались в глаза. А после зверь и вовсе исчез, растворившись в тумане.
Ежи мерил шагами комнату, что сделалась мала.
Неспокойно.
И чувство не отпускало. Напротив, с каждою минутой тревога росла. И… не вернется. Не к нему. Кто он таков? Уже не маг, еще не ведьмак, если честным быть. И станет ли им… а если станет?
Книга открыта, ждет, зазывает белизной страниц, манит заглянуть туда, куда людям соваться не след. Обещает все-то выдать, все-то рассказать…
— Боишься? — поинтересовался Евдоким Афанасьевич, который устроился в темном углу и оттуда уже наблюдал за метаниями Ежи.
— Боюсь, — признался Ежи.
— Чего?
— Сам не знаю… точнее, знаю… кто я? И кто она? Она княгиня Волкова…
— Право еще не признали.
— Признают. Куда денутся. Радожский не отступит. И… он ей и вправду подходит лучше.
— С чего ты взял?
— Он роду хорошего. Князь. И царев ближник. Человек доверенный…
— Думаешь, это имеет значение?
— А разве нет? — Ежи остановился над книгой, ничуть не удивившись тому, что ныне на страницах не осталось и следа от старых записей. Он не сомневался, что книга их сохранит, как хранила-то все, однако вот…
— Жить-то она не с родом будет, и не с доверием государственным, — усмехнулся Евдоким Афанасьевич. — А с человеком, у которого другая на уме. И на сердце.
Он замолчал.
И Ежи тоже молчал, не зная, что ответить, ибо ответа не было.
— Тогда… как? Он ведь действительно умрет. Там, в тумане, я проклятье немного выпил, но оно вернулось. Оно питается от собственных сил его. И если не остановить, то осталось Радожскому немного. Может, год, а может, и того меньше.
— Думай.
Ежи думал.
Он… пытался. И коснулся книги, но та на прикосновение не отозвалась, лишь потянулась, требуя силы. Или… крови? Еще одно запретное чужое знание, без которого жилось бы легче. Но Ежи решительно взял клинок и прочертил полосу на ладони. Кровь потекла. Медленно. Он, завороженный, смотрел, как одна за другой собираются капли, как летят они, касаются белоснежных страниц и уходят в них.
Сквозь них.
И книга принимает этот… дар?
…следует помнить, — голос раздается где-то рядом, Ежи с трудом удерживается, чтобы не обернуться. Теперь он ощущает присутствие постороннего. — Что в проклятиях важно уметь видеть за словами суть. Слова — это дополнительная формирующая сила, поэтому подбирать их следует крайне аккуратно. Однако первичен именно ментальный посыл, который и вплетается в структуру. Тебе понятно?
— Не совсем, — и этот голос тоже знаком. Более того, Ежи кажется, что говорит именно он. — Как узнать, в чем именно этот самый… посыл?
— Никак, — тот, кто говорит, усмехается. — Можно предположить, ибо на самом деле в классической школе стараются добиться полного соответствия, поэтому в большинстве случаев хватит и знания о словесной структуре проклятья. Но вот в случае, когда береться за дело человек, не имеющий образования, не знающий подобных тонкостей, тогда-то возможны разночтения.
— И… часто такое случается?
— Не слишком. Однако стоит помнить, что именно подобные исключения и доставляют наибольшие неприятности. В году три тысяче семьсот двадцать третьем от обретения силы в Круг поступило сообщение о том, что некая деревня Большие Закутки исчезла.