— Какое… интересное существо, — промолвила государыня и ручку от подлокотника оторвала, махнула, велев. — Подойди, ведьма Анастасия… прости, княгинею я тебя именовать пока не могу.
Голос у царицы оказался по-девичьи звонким.
А взгляд…
В общем, появилось еще одно подозрение, что зверю своему царица родичем доводится. Тот же умный, с хитрецою.
— Подойди, — повторил тихо Радожский.
Стася и подошла.
Вообще в комнате этой, роскошной настолько, что от обилия позолоты и яркости красок голову ломить начинало, она как никогда прежде ощущала себя самозванкою. И казалось, что и царица, и зверь её, и даже девочка, продолжавшая копошиться в корзинке с клубками, и боярыни, рассевшиеся в отдалении, одинаковые и тем страшные, будто не люди, но куклы в рост человеческий, все-то они видят, что Стася — самозванка.
Но…
Она сделала шаг по драгоценному ковру. И второй. И… и даже поклониться сумела, пусть без должного изящества. А вот Бес кланяться не стал, но к креслу тоже приблизился, чтобы усесться на зад аккурат в шаге от звериной морды.
И умываться начал.
— Кто это? — царица указала пальчиком на Беса.
— Кот.
— Кот, — повторила царица-матушка. — Кот… а что он делает?
— Мышей ловит… иногда.
— И только?
— Еще ест, спит и мурлычет. Разбрасывает шерсть. Лезет, куда не просят. Мешает спать или, наоборот, убаюкивает…
— Полезный зверь, — царица улыбнулась, одними кончиками губ, и взгляд её обратился к князю. — Иди-ка ты, княже, погуляй…
— Я…
— В сад, — царица махнула рученькой, и шелковый, расшитый волнами рукав, развернулся с тихим шелестом. — В саду ныне хорошо. Моим гостьям он понравился… а мы пока с невестою твоей побеседуем.
И взгляд стал… холоден? Будто бы она, Стася, успела вызвать высочайшее недовольство. Нет, уезжать надо. Разбираться с проклятьем и уезжать.
Из дворца.
Из Китежа…
— Велите чаю нести, — царица, выпроводивши князя, в ладоши хлопнула и так звонко, что боярыни, до того и дышать-то опасавшиеся, а ну как шумно будет, поспешили вскочить. Засуетились, закружились. И в суете этой Стася осталась неподвижна.
— Ты любишь чай? — царица вот наблюдала отрешенно, ей-то подобное привычно было.
— Да.
— А еще что? — и вновь этот взгляд… непонятный.
— Все и понемногу. Мед. Пряники… и орехи у вас вкусные.
— А у вас?
— У нас… как попадутся. Иногда вкусные, иногда не очень, — честно ответила Стася. — У нас… все иначе.
— Лучше?
— Иначе, — покачала головой Стася. — У нас… нет ведьм. И магов. И магии тоже нет. Нечисти. Нежити. Зато есть проблемы с экологией, генетически модифицированные продукты, глобальное потепление и озоновые дыры.
Вот и зачем она это сказала.
Царица же кивнула, мол, понимает. И соизволила подняться. Зверь не шелохнулся даже, только левый глаз приоткрыл, приглядывая, куда царица направится. А потом и закрыл. Девочка же вытащила кривоватый клубок, который молча протянула Стасе.
А та и взяла.
— Блаженная, — царица ласково — и ласка эта была непритворной — погладила девочку по голове. — Как-то… терем загорелся. Почти все погибли, а она вот… случаются беды. Замолчала только. Но ласковая.
Девочка виновато улыбнулась.
— Маги сказали, что ничего-то не запомнит. Да и ведьмы клялись, что отойдет, а она-то… застыла будто бы. Двадцатый годок пошел, — пожаловалась царица.
— Двадцатый?!
С виду девочке было года четыре…
— Ей двадцать шесть уже, да только… хочешь пряника?
Девочка молча вскочила.
— Зато людей слышит. К иным и близко не подойдет, а у других вот… — царица замолчала, глядя, как малышка подбирается к Стасе, тишком и бочком, осторожненько, при этом то и дело поглядывая на боярынь, что, стол накрывши, сгрудились подле, не смея присесть.
Вот теплая липкая ручка вцепилась в золоченое платье. А на Стасю глянули ясные синие глаза.
…или не синие?
Будто порыжели вдруг и…
…снова синие.
Детские. Наивные.
— Что ж, стало быть, зла в тебе нет, — царица подошла к столу и указала место подле себя. — Садись. И Зоряночку посади, если захочет.
Зоряночка забралась на колени, оказавшись неожиданно тяжелой.
А вот место рядом занял Бес.
И на толстую женщину в темно-зеленом платье, украшенном изумрудами так, что все-то платье переливалось, глянул с неодобрением.
— Боярыни мои близкие… — соизволила представить прочих царица. — Служат верой и правдой, помогают во всем.
Боярыни закивали.
На Стасю глядели они безо всякой приязни, правда, иные с любопытством, а вот другие и с ненавистью откровенной, которую Стася точно не заслужила.