Или наоборот, надеясь, что о ней не вспомнят.
— Что ж, — царица поднялась и боярыни, еще мгновенье до того галдевшие, мигом смолкли. — Устала я… Анастасия, проводишь к опочивальне. И Зорянке пора отдыхать…
Стася поднялась.
Вот интересно, эта просьба, больше на приказ похожая, она оскорбление или, наоборот, великая честь? И как надлежит поступить?
Царица шла, и Стася за ней, а за Стасей — Зорянка, за девочкой — Бес, и уже за ним, последним, тяжко топало волохатое чудовище, то, которому полагалось бы котов гонять, а не игнорировать.
— Шумно там, — сказала царица, оказавшись, как Стася поняла, в личных своих покоях. — Устаю от них. Что куры, гадлят, галдят… а отставить неможно. Разом жаловаться побегут, выяснять, в чем немилость этакая… ныне и без того хватает. Мне сказывали, это ты камень на площади зажгла?
Вот теперь, кажется, разговор пойдет о делах иных, куда более серьезных.
— Я не нарочно, — ответила Стася, озираясь исподтишка.
Здесь было… пожалуй, что светло. И свет, проникая сквозь узорчатые окна, окрашивал беленые стены во все оттенки радуги. Он отражался в стеклянных боках пузатых ваз, ложился на ветки роз, отчего сами розы обретали удивительный окрас.
Свет теснил золотые сундуки, выставленные вдоль стен, и увязал в плотном полотне ковра.
— Не нарочно… верю… все осложнилось. Иди сюда, милая, — царица раскрыла руки и Зорянка бросилась к ней, ловко вскарабкавшись на колени. — Сестрица моя, родная…
Это царица произнесла тихо-тихо.
— Все, что от рода осталось… когда-то мы были сильны. И батюшка, возгордившись этою силой, решил, что уж теперь мы ни людям, ни богам не подвластны. А вот как оно вышло…
Заурчал Бес и, подобравшись, боднул голову царицы, а та руку уронила, провела пальцами по темной шерсти. И вдруг стало понятно, что женщина эта вовсе не желает царицей быть, что, возможно, она безмерно тяготится и покоями этими просторными, и боярынями, что вокруг хороводы водят, и… прочим.
— Ведьма, — царица кивнула, слабо усмехнувшись, а зверь её потянулся и зевнул во всю пасть.
Предупреждал.
— Я не специально, — повторила Стася, осторожно опускаясь на странного вида полукруглое креслице. Можно ли так? Или ей надлежит стоять перед царицей?
— Верю… мне многое сказывали про тебя. Те, кто под Тамановыми ходят, все больше дурное. Что явилась самозванка вроде бы из иного мира, но разве ж бывает такое? А если боги и судили, то человеку обыкновенному миры менять никак не под силам. Стало быть, ты не просто ведьма, а страшной силы, которую точно во благо использовать не будешь.
— Почему?
— Потому что ведьма.
— Аргумент.
— Для многих, — царица усадила на коленях девочку и принялась разбирать волосы её. — И поверь, то же поют в уши супругу моему. Он, правда, человек разумный, но… иногда ради этой разумности и поступает вовсе не так, как надлежало бы честному человеку. Государем быть еще сложнее, чем государыней.
Пальцы её ловко разбирали светлые прозрачные почти волосы девочки. А та сидела смирно, боясь дышать.
— Но есть и другие… Радожский… многое рассказывал. Он хороший человек.
— Верю, — осторожно ответила Стася. И чистую правду, ибо плохим назвать Радожского при всем-то желании не выходило.
— А вот Соболев зол за дочку. Требовал судить тебя. И силу запечатать. Но с ним давно уж неладно… вовсе тут неладно стало, — пожаловалась царица. — Ишь, притомилась, сейчас отдохнешь.
Тонкие детские ручонки обхватили шею. И царица подняла Зорянку легко, будто весу в ней было не больше, чем в листочке березовом. Уложив на постели, огромной, как и подобает царской, царица укрыла девочку одеялом.
И поглядела на Стасю.
А та на Беса, который запрыгнул в кровать и вытянулся подле. Заурчал громко, переливчато.
— Он не причинит зла.
— Не причинит, — царица поглядела на своего охранника. — Козелковский тоже… сказывал. Жена у него не особо умна, но сам он человек известный. И супруг мой весьма не хотел его когда-то отпускать. Но дочь умирала, а он… хоть и царь, но душу еще не растерял. Теперь же, сказывают, дочь выздоровела.
— Ей точно стало лучше. А выздоровела ли…
— …благодаря зверю, которого ей ведьма подарила… это такому вот?
— Похожему, — не стала отпираться Стася. В конце концов, пусть не сорок, но больше тридцати зверей ждали своих хозяев. — И если у вас есть желание… я… не была уверена, что тут будут рады посторонним зверям…
— Посторонним не будут, — царица поманила за собой. — А вот ведьминским… видишь его?
Не увидеть это создание было… непросто.