Выбрать главу

Мишанька криво усмехнулся.

— Творится тут что-то до крайности неладное. И непонятное. Если я правильно догадываюсь, то эта пакость не у одной невесты имеется. А потому очень надо понять, что это вообще такое.

— Мертвая вода, — сказала Лилечка, забираясь к Аглае на колени. И ручонки свои к флакону протянула, но трогать не трогала. — Не настоящая, а ту, которую мертвой сделали… живым с нею нельзя.

— Откуда ты…

— Вижу, — взгляд Лилечки был ясен. — И ты не бойся. Она тебя не вернет. Сам вернешься. Когда захочешь.

— Я хотел, — проворчал Мишанька.

— Значит, мало хотел, — Лилечка сгребла Фиалку. — У кого, ты думаешь, она еще есть?

— У Медведевой должна быть… и… э нет, погодь, — Мишанька нахмурился. — Ты что удумала?

— Посмотреть.

— Ты дитё!

Лилечка склонила голову на бок и потянула за прядочку волос, которую на пальчик намотала.

— Не сердитесь, тетенька, — пропела она нежным голосочком. — Я не хотела… заплутала только.

А потом, отряхнувшись, произнесла.

— Мне искать не надобно. Я её и так слышу. А про остальное вы у Ежи спросите. Он ведьмак. Ему лучше знать, зачем им мертвую воду дали.

Мишанька потер подбородок и поглядел на Аглаю.

А она…

Она тоже поглядела на мужа.

Или уже нет?

Надо бы спросить, да неудобно как-то… и речь-то сейчас не о них идет.

— Я напишу Эльжбете Витольдовне, — сказала Аглая тихо. — Она ведь тоже знает… должна бы.

— А я отцу расскажу. Что-то это все… — Мишанька поежился. — Пахнет дурно.

— Это потому как мертвая, — веско отозвалась Лилечка. — А ты живой. Живым с мертвою водой тяжко…

И вздохнула.

Путь не открылся.

Вот взял и не открылся, чего быть не должно было. А оно взяло и… случилось? Эльжбета Витольдовна дважды ощупала стену, в которой вот, казалось бы, еще недавно имелась дверца, а теперь взяла да сгинула. Куда? В камень ушла? Кладка старая, с неровными кругляшами валунов, которые поседели от времени. Камни ластились к рукам, норовя оставить на них пыльный след, и Эльжбета не без раздражения отметила, что щупать стену она может долго, но ни к чему-то хорошему это не приведет.

— Я так понимаю, — заметила Марьяна Францевна, глядя на эту стену с непонятным выражением лица, — у нас возникли непредвиденные затруднения…

Она сама постучала по стене, убеждаясь, что никуда-то эта стена исчезать не намерена.

— Пожалуй что… — вынуждена была признать Эльжбета Витольдовна.

И потрогала кристалл, который притворился еще одним булыжником.

Из-за него ли это?

И не стоит ли вернуться? Только подумала, как поняла, что нет, возвращаться смысла нет, что и в её приходе тоже его было немного, что и книга, и камень — всего-навсего осколки прошлого, части его, которым она, Эльжбета, придавала чересчур уж большое значение.

— Знаешь, не хочу тебя пугать, — все так же отстраненно заметила Марьяна Францевна, — однако… такое дело…

Дверь, которая вывела их в коридор, тоже исчезла.

Взяла и…

— Надеюсь, что стены не планируют… — она ткнула пальчиком в камень. — А то вот… всякое сказывают.

— Нет, — Эльжбета Витольдовна прислушалась… к себе?

Ко дворцу?

К чему-то вовне… когда-то давно, когда она была молодой ведьмой, которая еще не знала, сколь сложно устроен мир и что в мире этом следует в первую очередь внимать голосу разума, ибо прочие голоса говорили… не то, так вот, в те далекие времена она… слышала.

Что именно?

И не вспомнить уже… глупости всякие вроде соловьиных трелей под утро. Они каким-то непостижимым образом пробивались сквозь полог тишины. А может, виной тому были распахнутые окна. И еще розы так одуряюще пахли.

Душа летала.

Летала, летала и утомилась. Успокоилась.

Выросла.

— Знаешь, — Эльжбета Витольдовна огляделась, понимая, что находится в месте, которое любому иному человеку показалось бы… пугающим. От коридора ничего-то не осталось, и теперь их с Марьяной окружали стены. — Мне кажется, нам пытаются что-то сказать, но мы не слышим. Почему?

— Старые стали. Оглохли.

— Скорее уж позволили себя оглушить… — Эльжбета вытащила кристалл и сжала его в ладонях, пытаясь согреть собственным теплом. — Решили, что удобнее не слышать. Не слушать. Не понимать.

Кристалл оставался прохладным.

Тепло уходило внутрь, но, выходит, недостаточно его было?