— Не искали, — задумчиво произнес Мир. — Что ж… главное, что тогда-то и стала крепостица местом, с которого Беловодье нынешнее началось.
А лестница, слава всем богам, закончилась. Лика ажно запыхалась вся, что от ступенек этих, что от бегу. Главное, остановились вновь не пойми где, перед дверцою махонькой да темной, вона с виду старая, но видать, что ухоженная. Что железные полосы, дерево крепящие, ржой не тронуты, что петли маслом поблескивают.
— Когда-то давным давно меня сюда отец привел, — Славка толкнул дверцу и она отворилась беззвучно. Он же отступил в сторону, позволяя Лике пройти первой. А как пройти? Тут место узенькое, и дышать-то тяжко… — Я сперва и не поверил, что такое возможно…
Какое?
Любопытство взяло верх, и Лика шагнула к порожку. А за ним… они поднимались, но чтоб вот так… она вдруг поняла, что стоит на махонькой площадочке, которая высится и над стенами крепостными, и над самим теремом. И что терем этот глядится вовсе кукольным, махоньким.
Кто бы иной испугался, а у Лики просто сердце застучало быстрее от этакого чуда. Слева и справа чернотой заговоренной расстилались воды Ильмень-озера. И солнце золотило их, правда скупо, редко. Небо же казалось близким, облака на нем — что клочья пуха, аккурат, которые были, когда маменька решила подушки пересыпать…
— Красиво как… — выдохнула Лика и оглянулась.
И…
Славка осторожно прикрыл дверь, которая взяла-то да и сгинула, словно не было её, оставив пустую каменную стену, а после шагнул к Лике и, заглянув в глаза, спросил:
— Кто ты такая? И что тебе от меня надо?
Глава 49
О старых знакомых и новых жизненных перспективах сомнительного свойства
Перед тем, как поймать ртом снежинку, убедись, что все птицы улетели.
Старого… нет, не приятеля и уж тем паче не друга Дурбин встретил там же, где и прежде, у лавки травника, куда сам-то направился… за советом.
Пожалуй, в совете он ныне нуждался сильнее, чем в любой иной помощи. А ведь прежде полагал себя самым умным. Опытным. Везучим. Теперь вот…
…и спросить не у кого.
И поговорить-то не с кем. Барон, конечно, выслушает, но что толку? Да и лезть к человеку постороннему, у которого и без того немало своего беспокойства, как-то… не слишком правильно, что ли. А вот Борислав Бориславович подсказать сумеет.
Никита надеялся.
И шел.
И почти дошел, когда его окликнули.
— Дурбин! — этот голос прозвучало едва ли не радостно. — И снова ты! Какая встреча!
— Доброго дня, — вежливо поприветствовал Аверсина Никита.
— Доброго, доброго… теперь уж точно.
Старый знакомый смерил Никиту взглядом и скривился.
— Погляжу, жизнь тебя не балует, — произнес он этак, с намешечкой.
— Случается… всякое.
Следовало признать, что сам-то Богомил Аверсин выглядел тем, кем и являлся: преуспевающим молодым магом. И кафтан его короткий, шитый по особому фасону, подчеркивал степенность.
Солидность.
Красоту.
Даже зеленый берет с пером смотрелся вполне уместно. Береты, кажется, ныне в моде.
— Идем, — Аверсин взял Никиту под руку. — Поговорим. Или дуешься? Я понимаю… такое… мы прежде не особо ладили, но… времена далекие. Кто вспомнит, тому глаз вон.
Аверсин засмеялся.
— Чего тебе надо? — в радость встречи Никита не поверил.
Да и…
— Поговорить… перемолвиться словечком-другим, а оно лучше не тут… ярмарка, людно станет. Да и жара ныне. Вона, на небе ни облачка, дышать приличным людям нечем. Слушай… а хочешь поглядеть, как я устроился? Да не хмурься… у меня к тебе дело имеется. Ты ведь, как я слышал, ныне без силы? Без силы тяжко, да…
Карета, запряженная четвериком, нашлась на соседней улочке.
— Садись. По службе дали, а то ведь дворец огромный, люду много, наставник мой не справляется… хотя чего уж тут. Он только родовитых пользует, а мне прочие остаются… умаялся я, Никитка.
Ему отворили дверь.
И настойчиво в спину подпихнули. И… стоило отказаться, сослаться на важное дело, но правда была в том, что все важные дела остались в прошлом, теперь же у Никитки появилась бездна времени.
— …иной день встаю и думаю, не отказаться ли. Честно! А потом понимаю, что батюшка живьем шкуру спустит. Сколько ему пришлось постараться, чтоб меня да в придворные целители… и теперь… а мне маятно. Вот не мое это! Особенно ковыряние всякое. Травки там раскладывать, растирать… прежде троих держали для этих вот целей… трогай, Митько!