И ленточка, к чернильнице прилипшая.
Сухой лист.
Почти новый ботинок под кроватью.
Честно, Никита и сам не знал, зачем под кровать полез. Точно не за ботинком, но его вело странное желание осмотреть эту комнату, изучить её всю, найти то, что в ней сокрыто.
А ведь сокрыто было.
Пусть и не сразу увидел сокрытое. Да и потом не увидел, скорее уж всколыхнулась вдруг внутри сила, задрожала заячьим хвостом, норовя свернуться, притвориться, будто бы её нет. И след от прикосновения твари — а человеком она не была, тут Никита готов был поклясться — заныл. И отзываясь на нытье это, меленько, подло задергалось сердце.
Он заставил себя сесть.
И успокоиться.
Закрыл глаза… самоанализ — еще та погань, с которой прежде-то не особо ладилось. Оно и верно, к чему себя мучить, если есть к кому обратиться. Но тут… сила отзывалась слабо, но тем и лучше.
Надо-то капля.
И сосредоточенность.
Выровнять дыхание. Успокоить сердце, а после уж сплести тончайшую паутинку. Дурбин даже удивился, что получилось у него с первого-то раза. И собственная сила, отправленная не вовне, но внутрь тела, полетела-побежала огнем по жилам.
И вправду неприятно, как и предупреждали.
Жжется.
Чешется. Зато… с почками неладно, и давно, надо бы поправить, да все некогда было. Кишечник… язва еще не появилась, но близко. А вот сердце крепкое, работает ровно. Сосуды… тоже чистить, потом, после, когда вернется к нему своя сила или же появятся деньги, чтобы заплатить за чужую.
Никита дернулся, когда вспыхнула огнем грудь, и глаза открыл, не удержался, и застонал, пытаясь сладить с этим вот пламенем, которое разгоралось на коже. А следом, отзываясь на пламя, разгорался под кроватью, выжигая пыль, и престранный знак.
— Вот ведь, — Никита встал на четвереньки и голову под кровать сунул, надеясь разглядеть этот самый знак получше. — Надо же…
Круг.
И звезда в круге. Руны… незнакомые. Есть в них что-то, напоминавшее о тех, которые Никитка учил, но только напоминавшее…
— И что это за погань? — спросил он сам у себя, потирая грудь, пламя в которой угасало. А следом гас и знак. — Не знаю, что, но…
Он не рискнул прикасаться. Зато вдруг ощутил запах крови, резкий, яркий.
Свежий.
Появился и пропал.
Никита поднял башмак и, покрутив в руках, хмыкнул. Кровь и вправду была. Всего капелька на отвороте, но… теперь она, оживши однажды, стремительно таяла.
— Сдается, я опять влез куда-то не туда, — Никита сунул башмак под кровать и покрывало расправил.
Огляделся.
И… что ему дальше делать-то?
Глава 50
В которой ведьма знакомится с царскою семьей
Сто лет спала спящая красавица беспробудным сном! Немало богатырей позабавилось.
Стася глядела на царевичей.
Царевичи на Стасю.
Царица на всех-то и с выражением лица преблагостным, даже довольным. Мрачная зверюга, пристроивши голову на коленях царицы, ни на кого не смотрела, ибо дремала или же делала вид, что дремлет.
— Ведьма, — с какой-то непонятною радостью произнес светловолосый богатырь, чем-то донельзя напоминавший того самого, мультяшного Алешу. Должно быть легкою придурковатостью во взгляде.
Улыбкою счастливой.
— Можно подумать, — сказал второй, который изо всех сил старался глядеться серьезней. — Ты ведьмы никогда не видел.
— Такой не видел, — возразил богатырь. И запустивши пятерню в космы, поскреб. — А ты замужем?
— Обойдешься, — рявкнула Стася, решив, что ей и без того женихов многовато.
— Я чего? Я так… спросить… а вообще… маменька! Я жениться хочу!
Кажется, этакого поворота царица не ожидала, если нахмурилась и на Стасю поглядела так, что той моментально стало совестно. Будто бы она и вправду взяла да и совратила невинное дитятко.
…ну… почти дитятко…
Это дитятко не всякая лошадь выдюжит, а оно стоит себе, знай, скалится во все зубы. И зубы-то ровные, хорошие, не скажешь, что в мире со стоматологией знакомы слабо.
— Дурное дело нехитрое, — осторожно заметила царица, поглядевши на старшего сына, который вспомнил, что он старший и грудь выпятил, плечи расправил, кудрями тряхнул… — И на ком же, дорогой?
— Не скажу, — осклабился царевич. — А то ты ругаться станешь.
— Стану, — царица почесала зверя за ухом. — Всенепременно… вот сейчас поднимусь и возьму розгу… жениться ему… поперед старшего…
— Чегой это? Я ж не дурак, — обиделся богатырь и опять на Стасю покосился. А она… что-то не так было с царевичем. А что именно, понять не выходило. — Я ж… с пониманием. Сперва Елисейка, а там уже и я… через годик-другой.