— Она вернулась?
— Полагаю, что так… за нею приглядывали сперва. И за родней её, но ничего-то этакого и не было. Жила тихо. Детей не прижила… муж у ней слабым оказался, склонным к винопитию, играм, ну-да это не редкость. Случается. Он и помер-то года этак через два после свадьбы.
— Сам? — уточнил Ежи.
— Тогда-то мнилось, что сам. Подавился вишневою косточкой, чему свидетелей имелось немало. Пир очередной… она-то недолго горевала. Вышла вскоре замуж за Димитриева, правда, испросив высочайшего благословения. Ей, пусть и не сразу, но дозволили, тем паче сам боярин просил… ему-то государь не отказал. Хороший человек… был.
— От веры родной отступился, — похоже, у боярина Гурцеева относительно хорошести неизвестного Ежи боярина собственное мнение имелось.
— Так-то да… однако тут уж его совесть.
Луциан Третий повернулся к Ежи.
— Дочка у них родилась. Еще тогда, когда только-только появилась она, Димитриев явился ко мне. Не один. С женой своей. Красивая женщина. Даже теперь красивая. Хотя моя-то Прекраса ничуть не хуже, да… он-то молчал с большего, а она про договор напомнила, про то, что дано слово было, что дети её на трон взойдут. И что она с обманом смирилась и готова простить, если я не отрекусь от данного отцом слова.
Гурцеев нахмурился.
Сильно так.
И Ежи понял, что он-то об этом договоре ничего не знал.
Как и Радожский. Видать, дело-то было не самым приятным, когда государь и ближним своим людям сказывать о нем не стал.
— Всего-то и надо было, что новый ряд заключить… — произнес государь презадумчиво. — И сам не знаю, почему не согласился… род-то крепкий, богатый. И там, у нее-то тоже… не просто так девица, цесаревна царьградская… а я вот…
— Боги не попустили, — произнес боярин, голову склонивши. — Уж прости, государь, может, она там и цесаревна царьградская, да только…
Он тяжко вздохнул.
— Там оне давно с дурною силой балуются… и всякое говорят. Нехорошее…
Царь кивнул, соглашаясь, что, может, так оно и есть. Правда, Ежи, конечно, крепко сомневался, что причиной отказа стали слухи. Скорее уж нежелание государя связываться с новою родней.
— Отказал я ей. Муторно было, тяжко, но отказал… в глаза глядючи. А сердце просто из груди рвалось, думал, вовсе на части развалится. Она же… усмехнулась только и ответила, что я глупых людей слушаю, что… не сыскать мне было бы жены лучше. Как и сыну моему… и что все еще повернется.
— И ты попустил такие слова…
— Посчитал её женщиною обиженной. А с женщиной воевать как-то оно… не с руки. Да и клятва опять же… не мог я её тронуть. Боярин же в ноги упал, просил прощения за жену… гордая она. Сколько лет прошло, а так и не свыклась, что боле она не царевна ахеянская, но лишь обыкновенная боярыня. Я… простил. Что еще делать оставалось? Говорили. Договорились вот. Я дал дозволение храмы ставить. Пусть и на его землях, но все иной веры… жрец, помнится, долго мне после пенял, все твердил, что раскол случится, что пойдет царьградская ересь да по земле беловодской. Но как-то вот… не пошла. Храм-то и то один лишь стал. Я узнавал. Пусть жрецов для него из самого Царьграда выписали, но и что? Посылал я туда и дознавателей, чтоб пригляделись, и у ведьм спрашивал. Люди, как люди. Обыкновенные. Не без греха. Один играть зело азартен, другой полюбовницу завел… но так… школу открыли. Детишек учили.
— Вере иной?
— Все больше грамоте да счету… честно говоря, через них-то придумка и пришла. Подумалось, что, коль уж они там, в Царьграде, не чураются люд простой учить, то и нам здесь негоже… но так вот. Она-то на прощание бросила, что Боги все видят и не попустят оскорбления. Что… иные клятвы должны быть соблюдены, раз уж сказано было слово.
Сказано.
Взевшено. И кровью запечатано. Ежи обменялся взглядом с князем, который, кажется, лучше других понимал, что произошло.
— Меня маги смотрят, — сказал государь. — Каждый день от… и на проклятья тоже.
— Смотрят они… чтоб еще видели, — вздохнул боярин.
И Ежи согласился, подумав, что во времена-то прежние он вот тоже много куда смотрел, да только мало что видел.
Глава 52
Где творятся странные дела и возникают лишние вопросы
Возможности медицины не ограничены; ограничены возможности пациента.
Целитель, что явился на зов царицы, гляделся человеком в высшей степени обыкновенным. Невысокий, суетливый какой-то чрезмерно, с длинными руками и длинными же пальцами. Он торопливо кланялся, смешно расставляя при том локти, и часто кивал, отчего подбородок его тонул в кружеве, которое окружало шею пышным белым облаком.