— Так уж и никто?
— Ну… может, кто-то и хочет, но… больше оно же ж для порядку. Положено так, чтоб девка замужем была. А чего уж… оно-то, конечно, деваться некуда, а то маменька крепко расстроится. Только от… дома-то хорошо. А как оно замужем будет?
— Думаешь, плохо?
— Думаю, что по-всякому… как наперед узнаешь?
— И вправду. Хочешь? — он протянул свое кривое яйцо Лике, и та взяла.
— Тепленькое… — наощупь оно и не яйцом оказалось, и не камнем, мяконькое, будто бархатное, так бы и гладила.
— Ага… стало быть… и за царевича?
— Что «за царевича»?
— Замуж. Не хочешь?
— Так… а чего хотеть? В доме каком, ежели за ровного, то еще поставить себя можно. Маменьке там пожалиться, коль обижать станут. А у царевича… кем я тут буду? Вот то-то и оно… нет, благословение божини — это пользительно, но вот чтоб за царевича… пусть себе в ином месте жену ищет. А я уж как-нибудь обойдусь.
Камень загорелся ярким желтым светом. Будто махонькое солнышко на ладонь легло. И такое прехорошенькое, что Лика не удержалась, погладила.
Света стало больше.
— Интересно, — произнес задумчиво Славка и нос почесал.
— Чего интересно?
— А то, что ты первая, у кого он и вправду засветился. Ты… извини, что я вот так… я не специально. Все сложно стало. Странно донельзя. И меня очень эти странности волнуют.
— На? — Лика протянула камушек, хоть расставаться с ним желания не было никакого. Но другое было, убрать его куда-нибудь в тайное надежное место и…
…не хватало еще чужого взять.
— Нет, пусть у тебя побудет… это осколок того самого, который в храмах ставят. Ставили. Когда-то давным-давно, еще когда тут державы не было, а были княжества, то, поговаривают, боги спускались к людям и вершили чудеса. И вот когда суть их божественная касалась предметов материального мира, те изменяли свойства.
— Скажешь тоже, суть… ладно, нога там или рука, но суть… — Лика покачала головой.
— Нога? У бога?
— Отчего нет. Если он бог, то что ему, безногому быть? Сам же сказал. Спускались. Стало быть, была лестница… без лестницы спускаться тяжко. Я одного раза на крыше амбара застряла, потому как придурок один лестницу убрал. Так вот, честно скажу, тяжко…
— Лестница… про неё в рукописях тоже упоминалось. И про дом божий, от которого камни и пошли. Правда, мне лично куда ближе версия, что боги, откликаясь на призыв верующих, снисходили в места молитвы. И уже потом алтарные камни и принимали силу их. Правда в том, что таких камней было изначально немного.
Солнышко грело Лику.
И так хорошо сиделось… озеро где-то внизу, переливалось теменью, что тафта, которую сестрица себе на платье прикупила, а Лике вот только поглядеть позволила.
Издали.
Ну и ладно…
Зато небо золота полно, и облака на нем, словно шелками вышиты. И так хорошо, как у Лики никогда-то не выйдет.
— Камни появлялись в разных местах. И… суть разных богов сохраняли. В основе дворца лежит один… это вот второй. Осколок. Когда-то давно алтарь Моры раскололи, уж не знаю, зачем…
Жалко.
Стало быть, прежде камень был больше. И света вмещал больше. Или… как-то папенька сказал, что даже самая малая частица чего-то сохраняет свойства целого. Может, если с божественной сутью, то оно тоже так? Лика накрыла камешек ладошкой.
— Главное, что осколки сохранились здесь. А камни были свезены в Китеж. И убраны в храмы.
— Зачем? — искренне удивилась Лика.
Не то, чтобы она сильно в вере упорствовала. Как все… в храм наведывалась, оставляла у алтаря, что зерно, что выпеченный хлеб. И она-то, по матушкиному наставлению, пекла сама, хотя ныне хлеб можно было и в храмовой лавке прикупить, как зерно, и цветы, и все остальное, что для подношения надобно.
Свечи особенно красивые были.
Золоченые.
Или перламутром крытые.
— Зачем… сложный вопрос. Храмы сперва зарабатывали, допуская паломников к алтарям. И на чудесах тоже, но… потом чудеса прекратились. Тогда-то и было решено считать, что божественная сила иссякла. Камни убрали, алтари заменили… в том и смысл, Лика. Они не должны были засветиться!
— Но светится же ж, — возразила Лика, поднимая камешек на ладони.
Теперь он и вовсе сиял ярко, странно, что глаза не резал.
— Светится, — странным голосом ответил Славка. — И… и выходит, что… я ничего-то не понимаю!
— Бывает, — Лика погладила его, растерянного, по плечу, утешая. — Ничего. Поймешь еще… какие твои годы.
Так маменька папеньке говаривала, когда он сетовать начинал, что характерно, тоже на свое непонимание. Небось, это у умников обыкновение такое.