И покормить.
Тогда-то она, косу наскоро поправивши, ибо растрепалась за сон невмочно, и сказала:
— Пойдем, поищем кого.
А Маланька согласилась, верно, тоже от этакого высочайшего гостеприимства притомилась. Вот и пошли в сад, чтоб понять, куда из него-то деваться, да только заблукали слегка. Ну и к кустам выбрались, откудова и свистели.
— Кто тут? — спросила Баська, руки в бока уперши.
— Елисей, — отозвались ей и кусты зашатались, после ветки затрещали, будто там не один Елисей, а с медведем. — Я с братом.
И чегой это Баська не удивилась, этого самого брата завидевши?
Медведь и есть.
Стоит.
Лыбится.
На Маланьку уставился так, что хоть ты в него вновь сапогом кидайся. Правда, нянюшка сказывала, что мужики — народ упертый, и если чего в голову втемяшится, то сапогом не выведешь.
— И снова доброго дня вам, девицы-красавицы, — этот, который брат, поклонился до самое земли, а все одно будто бы несерьезно. — Мы аккурат вас искали.
— Зачем? — мрачно поинтересовалась Баська, которая тоже искала, но отнюдь не счастья в жизни, а обыкновенной кухни. Ведь должна же она при дворце быть. Вона, туточки народу сколько. Им без кухни никуда.
— Помощь нужна.
— Какая? — робко поинтересовалась Маланька, за Баську отступивши. А оттудова уже, из-за Баськиного плеча, голову тянет, глядит на своего… этого… а переоделся-то. Правда, вновь же наряд простой, хотя ж из тканей крепких, славных, вона, портки-то с прозеленью, небось, из фризского полотна, которое яркое и ноское. А кафтан долгополый с серебряною канителью, которой немного, но у Баськи глаз наметаный.
Небеден молодец.
И собою хорош.
И… и если сладится у Маланьки, то, может, неплохо будет? Чай, она тоже вона, не бесприданница. Батюшка-то возражать супротив царева человека всяко не будет. И приданое даст, чтоб все обзавидовались, может, даже соболями баргузинскими.
— Сами не знаем, — честно признался Елисей, из кустов-таки выбираясь. Правда, как-то так выбирался, что ногою за ветку зацепил и полетел прямо-таки на Баську.
Баська его поймала.
Ну, не падать же хорошему человеку. Удержала… может, конечно, он и мужик крепкий, но и Баська не слабосилок.
— С-спасибо, — Елисей устоять устоял, но Баську не отпустил.
Обнял.
Крепко так. Ажно ребра затрещали. И губы вытянул… иродище!
Баська ему по ним и шлепнула. Легонечко. Ну, чтоб вовсе не отбить.
— Ты это брось, — сказала она строго и рученьки-то белые от себя отвела. — Ишь, выдумал…
Хмыкнул этот, который второй, который…
— Свят, — Елисей зарозовелся, будто бы ему стыдно. Ага. Как же. Вот всегда так. Нянюшка еще упреждала, что мужикам спуску давать никак неможно, что чуть ослабнешь, они сразу руки потянут. И ладно бы только руки… — Дело такое… сложное… сразу не объяснишь.
— А ты не сразу, — дозволила Баська, поглядывая на этого вот… Елисей.
Тоже одежу сменил.
И тоже простая вроде как, ан нет… сапожки юфтевые, с шитьем, да не простою нитью. Крученая, заговоренная, как и на вороте кафтана, который вроде бы как поношеный. Вона, ткань на рукавах посветлела, вытерлась, в одном месте даже дырочка будто бы, но нитью прихваченная.
И шит не так, как ныне шьют.
И… не в нем дело, но в узоре, что лежит на ткани.
Такой теплый, такой… рука сама к нему потянулась погладить, и Баська не удержалася, тронула шелковые ниточки. Будто вьюнок вьется, стебельки тоненькие, листочки зелененькие, цвет — колокольчик белый. Вьется, льнется, окутывает…
— Я же тебе говорил, — сдавленно произнес Свят, с Баськи восторженного взгляду не спуская, что не осталось незамеченным. Вона, Маланька нахмурилась обиженно, и рученьку-то белую в кулак подобрала. А он, будто и не заметивши, из кустов вылез и принялся пояс разматывать.
Пояс тоже широкий, в две ладони.
И не новый.
И…
— Это прадедов кафтан, — сказал Елисей тихо, глядя на то, как будто бы оживает вьюнок. И вправду пополз, расправил листики, цветы распустил. И качаются они белыми-то звоночками на невидимом ветру. — И пояс его… прапрадедов и даже больше… ему жена его расшивала.
— Обережный, стало быть, — сказала Маланька тихо и сама руку протянула, в которую пояс лег немалой тяжестью. — На кровь родную?
— Надеемся, во всяком случае, — Свят смутился.
И сгорбил плечи.
И глянул так, исподлобья.
— Пойдешь замуж?
— За кого?
— За меня.
— А ты кто таков будешь? — Маланька пояс ладонью накрыла, потянула, погладила нежно.
— Царевич я…