— Их прокляли, — Ежи потер виски, в которых вновь билась мысль, что уйти отсюда — самое разумное решение. — Тогда… просто… они тоже не умели. Наверное. Поэтому и сформулировали проклятье так… неточно. Вот и…
— Прокляли или как еще… на от, — Гурцеев протянул князю флягу, которую тот принял. Руки у Радожского дрожали, но с флягой управился.
— Мед…
— Мед на травах. Супружница моя делает. Лучше нет силы поправить… стало быть, у нас там, — Гурцеев кивнул на озеро, — хазары… много…
— Возможно, что шаманы сумели защититься от проклятья, пусть не полностью, но вот так, — Ежи положил ладони на книгу, но та вновь притворилась обыкновенной. — Они… не живые. Даже если снять проклятье, они не будут живыми.
— Час от часу не легче, — произнес государь, лоб потирая. — То есть, у нас там войско неживых хазар, которые, очнувшись… не помрут?
Спросил он это с надеждой.
Ежи прислушался к себе и покачал головой:
— Стало быть, не помрут, а… что будут делать?
— Вестимо, что. Грабить, — проворчал Гурцеев.
— И убивать, — Ежи книгу отпустил и подошел к окну. Странное дело, если и испытывал он прежде трепет перед государем-батюшкой, то ныне от этого трепета ничего не осталось. — Или то, что им прикажут. Тот, кто пытается пробудить это войско… я не думаю, что он стал бы рисковать. Немертвые опасны. И одолеть их куда сложнее, чем живых.
Ежи раскачивался, вглядываясь в темное облако, что змеёй окружило город.
— Дело не в мести… месть… я думаю, что не только в ней… какой смысл уничтожать город? Что он… или она… или те, кто объединились… что они получат от руин? А вот устроить…
— Нападение, чтобы занять войско… — подал голос Радожский, отряхиваясь. — Ну и погань эта твоя книга, ведьмак…
— Еще какая, — согласился Ежи.
— Войско, стало быть, будет там… и маги, и ведьмы… а тут смута? — Гурцеев огладил бороду. — Ишь ты… и тебя, стало быть, государь, побьют. И сыновей твоих. И… прочих? А кто на трон сядет? Или… оставят кого? Скажем, младшенького… до поры, до времени… а я тебе говорил, что надобно смутьянов давить.
— Задавим, — государь поднялся и глаза его блеснули зло. — Всех задавим… но сперва…
Он тряхнул головой.
— Димитриевым займись… только…
— Я понял, осторожно.
— Именно. Тебя, ведьмак, не почуяли?
— Не знаю, — вынужден был признать Ежи. — Но… думаю, что даже если почуяли. Старое проклятье. И снять его непросто, не говоря уже о том, чтобы оборотить. Много… силы нужно.
— И крови?
— И крови, — Ежи повел плечами.
— Тогда понятно, — Радожский поднялся, пусть и пришлось протянуть ему руку, за которую он вцепился. — Во многом… вдова эта… людоловы… думаю, не они одни. Где грязь, там заводится… всякое. Она помогала людям. Люди платили ей… людьми в том числе. Как удалось понять. А те люди… жертвы, которые собирались.
— И собираются.
Теперь Ежи видел не только туман, но и тончайшую сеть, его пронизывавшую. И паутина чужого заклятья казалась даже красивой, она завораживала сложностью своей, но в то же время имелся пока в ней некий неясный изъян.
— Что бы они ни делали… все еще не закончено. И если понять…
— Где творится… — Радожский подобрался и оскалился совершенно по-звериному, сделавшись вдруг похожим на свея.
— Именно, — Ежи выдержал безумный этот взгляд. — Вот только просто не будет. Там есть ведьмак. Или ведьма. Или… и то, и другое. И не только они. Их не оставили бы без охраны… нет. Нам нужна помощь и…
Ежи знал, у кого спросить.
…стая кружила.
В тумане все гляделось иным.
Стая беспокоилась.
Она чуяла вожака, где-то там, близко, и его сомнения, и даже непонятный страх, который, впрочем, весьма скоро отступил, сменившись четким приказом: не приближаться.
Стая… подчинилась.
И волчий вой, потревоживший было тишину побережья, стих. Слался туман. Слой за слоем. Наползал белизной. Он пах кровью и мукой, и звери, как никогда остро ощущая этот запах, не имели сил остановиться.
Трори присел было.
И вскочил.
Оскалился, рыкнул коротко, на что Бьорни ответил рычанием же, но низким протяжным. Ждать сложно, но… такова воля вожака.
Вот и оставалось, кружить по вытоптанному каменному пятачку и скалиться.
Сдерживать себя.
Кружить.
Сдерживать.
Кружить…
Туман всколыхнулся, раскалываясь на две части. И в рыхлой утробе его задрожала тонкая нить зова. Звал человек. Знакомый. И пожалуй…
Стая замерла, глядя на Бьорни. А тот… тот раздумывал.
Вожак.
И…