Штанов было жаль.
Мало ли, чего там во дворце царском приключится, а оне, красивые, у Антошки одни. Ему еще же ж свататься. С другое стороны, не предстанешь же пред ликом царевым в старых портках? То-то и оно… и Антошка, вздохнувши, смирился.
Портки вздел.
Рубаху.
Перепоясался, пусть кушак и старый, но ничего, как-нибудь.
— Погодь, — Завирея, ключница, сама в комнатушку скользнула. — На от, князев старый… ему без надобности, а тебе в самый раз.
И после кафтан протянула, вовсе барский.
— Великоват будет, — признал Антошка, ибо был он не то, чтобы вовсе худ, при ведьме-то да в спокойствии, на кухне своей он худобу почти изжил, но статью его Боги все одно не одарили.
— Ничего, мы от… подпихнем, — ключница сунула под плечо свернутое полотенчико. — Или… сымай рубаху. Оно-то жарко будет, но как-нибудь…
— Ждут ведь.
— Подождут. Знаю я его, Трепка, не первой важности птица, даром, что при царевых покоях подвизается, но человечишко так себе…
Антошка стянул рубаху, под которую ключница спешно и ловко накрутила полотна. Вышло, будто бы Антошка пораненый.
— Неудобно.
— Зато красиво будет, — возразила она. И спешно запихнула что-то меж полосами. — Это на всяк случай. Обережек… а то неладное сердце чует. В городе-то говорят…
— Что говорят?
— Что смута великая грядет. Что ведьмы город прокляли, потому-то свершится предсказание.
— Какое? — уточнил Антошка, чувствуя, что ничего хорошего не предсказали и предсказать не могли. Оно-то завсегда так. Напредсказывают глупостей, а людям страдай да мучайся, так оно исполнится или же нет.
— Такое, что будут беды и горести, и смерть, и кровь польется, и многие сгинут в пучине озерной, — ответствовала ключница, рубаху натягивая. Та на обмотанные плечи ложиться не желала, потрескивала, того и гляди вовсе порвется. — Многое болтают, да все недоброе… князю, коль увидишь, передай, чтоб стерегся. И дом… мы туточки закроемся, стало быть. И ставенки тоже. И никто-то не войдет.
А вот кафтан хорошо лег, будто под Антошку шитый.
— Спину, главное, пряменько держи. И гляди от… вперед себя и гляди. С холопом не болтай, не по чину ему. Да и вовсе… хороший ты парень, Антошка, только неприкаянный.
— Прикаюсь, — пообещал Антошка и носом шмыгнул.
Боязно вдруг стало, как тогда, в лесу.
И желаньице возникло при доме остаться-то. А что? Тут же ж и вправду тихо. Ограда высокая. Стены крепкие. Такие, небось, с наскоку не возьмешь. А еще замагичены, это Антошка сам слыхал. Так что, ежели и приключится смута какая, то в доме её переждать — самое разумное.
А он вот…
Коты сидели внизу.
Полукругом.
С самого краюшку Ледок со шкурою серебристой, будто инеем припорошенной, подле него Мякотка, которая и вправду была мяконькой и такою кругом круленькой, что хотелось взять на руки да не выпускать. Листок и Рыжик. Махрютка…
Дюжина явилась.
И как их унесть? Прежде-то в корзину влезали, а ныне подросли, поздоровели.
Или, может, уместятся?
Антошка корзину поставил и рукой махнул. Первым подошел Музыкант, который средь прочих отличался длинным узким телом и круглою головой, которую украшали совсем уж огромные уши. И кисточки на ушах имелись.
Он в корзину заглянул.
Понюхал.
Мявкнул тонко, будто песню пел, и первым запрыгнул. А за ним уж и прочие полезли, и так, что холоп рот приоткрыл, на это глядючи. Антошка и сам бы, да… жарко.
Неудобно.
Плечи полотно стянуло, рубаха трещит, камзол сползает. А ключница еще и берет принесла, бархатный, синий, красоты страшной. Небось, когда б Аленка в таком увидала, сразу б в замуж пошла. Особенно перо хорошо, длинное и кривоватое, до уха свисает.
От красоты на душе полегчало.
И корзину Антошка поднял. Подумал было, что можно холопу велеть, чтоб он нес, но после передумал. Сам управится, чай, не совсем слабосильный.
До экипажу донес.
И внутрь влез.
И сел на мягонькие подушки, корзину подле устроивши. Из неё-то высунулась круглая голова Снежка.
— Вот так… будете при дворце жить, небось, при царице, — сказал Антошка, ибо сделалось вдруг… нет, не боязно, хотя боязно тоже. Но ноги онемели. Руки побелели. И сердце в грудях заколотилось быстро-быстро.
— Урм, — сказал кот, из корзины выбираясь.
А за ним и прочие.
Сметанка скользнула на пол, под лавку сунулась, но вылезла, вытащив на хвосте ком пыли. Музыкант вот наверх вскарабкался. И так споро, что Антошка его еле отодрал.