Лилечка её узнала, пусть бы нынешняя была вовсе непрозрачна, но совсем мертва. На живую нисколечки не походила. Кожа желтая, ссохлась, что на яблоке печеном.
Глядеть страшно.
Но Лилечка глянула.
И вошла. И… подошла, коснулась нарядного платья, на котором под пылью поблескивали алые камушки.
— Иди, — сказала она тихонечко. — Иди… твой срок вышел.
И показалось вдруг, что не она это сказала, а кто-то другой, огромный и, может, страшный для кого-то, кто за спиной Лилечки стоял. Стоял и… сгинул, как не было.
Лилечка даже обернулась, но никогошеньки не увидала.
Бывает.
Она пожала плечиками и прошла вдоль лавки, и уже до двери, что тоже виднелась, дотянулась, когда за спиной что-то зашелестело, а потом звякнуло.
Венец!
Тот самый, чудесный, с огненными каменьями, которые горели красиво, упал и к самым ногам Лилечки прикатился, в руки просясь.
— Спасибо, — Лилечка была вежливой девочкой и даже поклонилась. А венец взяла. Не удержалась, примерила и поморщилась: велик да на диво тяжел. Неудобный опять же, все время на нос соскальзывает, еще и уши оцарапать норовит.
Нет, его надобно отдать.
Кому?
А хотя бы Аглае, пусть она думает, что да как… и Лилечка решительно толкнула очередную дверь.
Глава 57
О том, до чего извилисты ведьмины дороги
Учитывая мой характер, я с каждым днем все больше поражаюсь, что рядом со мной все еще есть люди.
Эльжбета Витольдовна остановилась, силясь отдышаться. Путь вывел их… пожалуй, что в подземелье. Эльжбета теперь ощущала над собой тяжесть груды камней.
И эта тишина.
Темнота.
Гулкое пространство.
— Не хочу тебя волновать, но здесь несколько… неуютно, — заметила Марьяна Францевна, сотворяя огонек. Тот вышел на редкость зыбким, полупрозрачным, и казалось, что того и гляди погаснет.
— Лучше уж тут…
Воспоминания об узком проходе, о стенах, что, казалось, того и гляди, сомкнутся, заставило Эльжбету вздрогнуть. А в следующее мгновенье где-то впереди вспыхнул свет. Яркий.
Почти ослепляющий.
Эльжбета подняла руку, заслоняясь от этого света, но из глаз все одно посыпались слезы. И не только у нее.
— Мне кажется, или мы в усыпальнице? — поинтересовалась Марьяна, вытирая слезы платочком, второй и Эльжбете протянула.
— Не кажется, — Эльжбета покачала головой. Свет вовсе не был таким уж ярким, скорее просто её глаза слишком уж привыкли ко тьме.
Слева высился огромный каменный короб, стороны которого украшали символы. Некоторые были Эльжбете знакомы, другие…
…вот перевернутая звезда, оплетенная вьюнком.
Молот.
Это лишено смысла. Или все-таки…
Мрамор потемнел, пожелтел, но лицо человека, высеченное на крышке саркофага все одно казалось живым.
— Это… первый князь Рёрик, — сказала Эльжбета, смахнув пыль с края.
— Да? — звонкий детский голосок заставил её вздрогнуть. — А почему он тут? А она там? Это неправильно… совсем неправильно.
— Лилечка?
Девочка выступила из темноты. В какой-то момент показалось, что… что-то показалось. Эльжбета Витольдовна отступила даже, но тотчас устыдилась этакой собственной слабости.
— Что ты здесь делаешь, милая? — спросила Марьяна Францевна, склоняясь к Лилечке. Пусть и подросшая, вытянувшаяся, та все одно оставалась не по годам маленькой и хрупкой.
— Заблудилась, — призналась девочка и руку протянула. — Шла, шла и вот сюда… а мне назад надобно, пока опять не хватились. Искать станут. Беспокоиться.
И вздохнула.
Марьяна Францевна тоже вздохнула, а Эльжбете подумалось, что уж их-то никто искать не станет.
— Значит, это князь, да? — Лилечка подошла к саркофагу и, привстав на цыпочки, заглянула в мраморное лицо. — Какой серьезный. И грустный. А почему он тут, а она там?
— Кто?
— Княгиня, — Лилечка махнула рукой, и только теперь Эльжбета заметила, что во второй руке девочка держит… да быть того не может!
Или… может?
— Княгиня тут же, — Марьяна то ли не заметила, то ли сделала вид, что не замечает, но обвела девочку вокруг княжеского саркофага, за которым стоял второй, поменьше. — Вместе они, как и подобает…
— Неа, пустой, — Лилечка поднялась на цыпочки. — И она не похожая. Наверное, он тоже не похожий. Но она совсем-совсем.
Женщина была… пожалуй, прекрасна.
И длинный мраморный волос уходил в камень, словно привязывая её к нему. Лилечка разглядывала посмертную маску пристально, но потом все-таки покачала головой.