— Люди нерациональны, — покачала головой тварь, и показалось, что голова эта вот-вот возьмет и перевернется вверх ногами. — Эмоциональны. Сильны. Сладки. Вкусные.
— Ты людоед?
— Я арахнид. Слышал?
— Нет.
— Вы утратили знания. Но пускай… мы живем на острове Ара, который благословен был хозяйкой всего сущего. Остров невелик. Еды мало. Нас… не все выживают. Мне повезло. Я нашел человека, которому был нужен. Я был мал и слаб. Теперь я велик и силен.
— Очень за тебя рад.
Существо кивнуло. Кажется, сарказм был недоступен его восприятию.
— Там, на острове, есть источник, который дает нам жизнь. Сила позволяет яйцам развиваться. И на свет выходят новые арахниды. Редко кто из них доживает до смены луны, но в местах иных яйца замирают. Но я сумел. Я нашел их способ. Погляди, — он провел ладонью по запотевшему стеклу, стирая испарину, позволяя Никите заглянуть в глубины чана. Там медленно тяжко булькала темная жижа, в которой лежали белые куски… яйца.
Не камни.
Не куски глины. Яйца. Крупные, витые, с белоснежною кожурой, сквозь которую просматривалось нутро.
— В людях есть сила. Надо извлечь. Правильно. Твоей хватит, чтобы завершить цикл. И мои детеныши появятся на свет, — это арахнид произнес с гордостью.
А к горлу Никиты подступила тошнота.
— Ты… тебя привели сюда, верно?
Арахнид склонил голову на бок.
— Чтобы ты… что сделал? Отравил царицу? Царя?
— Всех, — согласился он.
— И ты так просто говоришь…
— Врать плохо, — нелюдь произнесла это крайне серьезно. — Неудобно. Тяжело. Человек предложил мне сделку. Я согласился. Человек научил быть как люди. Я учился. Человек кормил. Силой. Человек сказал, что делать. Я делал. Человек сказал, что я могу взять себе силу. Я брал.
— И убивал.
— Я арахнид.
— И меня убьешь?
Арахнид кивнул, правда, кивок вышел совсем уже нечеловеческим. А в следующее мгновенье он вскинул руки, и ладони его раскрылись, выпуская черные косматые когти, из-под которых в Никиту полетела струя жижи.
Зашипел кот.
Скатился с рук, чтобы с утробным воем броситься на тварь.
Та завизжала…
— Что здесь происходит, — ледяной голос остался неуслышан. Тварь каталась по полу, силясь отодрать вцепившегося в лицо Черныша, у неё вышло, и кот полетел через всю комнату, ударившись о стену.
И пискнул.
Тварь поднялась, правда, в следующее мгновенье к ней метнулась черная молния. И зверь, куда крупнее Черныша, вскарабкался на плечи, впился когтями, взвыл дурным голосом.
А Никита…
Жижа коснулась лишь щеки. Жижа… заставила оцепенеть. Лишила сил. И…
— Дышишь? — ведьма возникла перед глазами. — Ты… как?
— От…отрава, — выдавил Никита. — Его… в руках… жижа. Стреляет…
— Я спрашиваю…
Царица так и не уточнила, что именно она спрашивает. Не успела, ибо громко с рокотом заворчал зверь, и от голоса его задрожали стены.
— Сейчас… я не очень понимаю, как это вообще происходит, — ведьмины ладони легли на виски, и Никита почувствовал, как медленно наполняется чужою силой.
Прохладной, что вода в пруду.
— Стойте… — взвизгнул арахнид, отползая в угол. — Мы… мы… сделка!
— Урлак! — одернула царица зверя столь огромного, что походил он скорее на медведя, нежели на пса. — Говори. Кто ты?
— Арахнит…
— Человек-паук, мать его, — тихо произнесла ведьма, а Никита понял, что способен двигаться. Как… вот до стула он дойдет, но садится в присутствии царицы как-то… неловко. Поэтому он просто станет, на стул этот опершись.
И постоит немного.
Самую малость.
— Мы… уберите!
— Бес, — окликнула ведьма Анастасия. — Перестань жрать всякую гадость, еще отравишься…
Кот не оставил нелюдь, но уселся ей на грудь. А Никита… он осторожно отпустил стул. И сделал шаг. Потом еще один. И еще. Идти недалеко, до стены, возле которой свернулся крохотный черный клубок.
Живой.
Пока.
Но… его ведь швырнули. Ударили… удар был сильным. Вдруг да переломан позвоночник? Или… зверь магический. Дышит.
— Сделка… я могу быть полезен, госпожа… я умею делать яды… хорошие яды! Никто не поймет…
— Чего не поймет?
— Ничего, госпожа… я могу сделать яд, от которого человек просто уснет и не проснется. А могу такой, который вызовет болезнь, долгую, мучительную. И ни один целитель не справится с ней.
Он попытался изогнуться, подняться, но и кот, и зверь заворчали.
— А могу такой, что вызовет безумие…
— Безумие, — задумчиво произнесла государыня. — Ты ведь делал такой, верно? Безумие мага — опасная вещь… прежде всего для близких этого мага.