А уж потом в лицо ударил запах стылой воды и крови. И Ежи будто очнулся, скатившись со спины серого волка. Зверь же встал перед ним, широко расставив лапы, голову опустил.
Из глотки его донеслось гулкое рычание.
И люди, что поднимались с земли, замерли.
— Твар-р-ри… — донеслось откуда-то сбоку, и Ежи оглянулся. Он был… туманная тропа выпила силы, но не так, чтобы вовсе не удержаться на ногах.
Сзади тихо выругался Радожский, и этот голос потонул в вое ветра.
— Бейте их! — взвизгнал пухлый человечек, взмахнув руками. — Бейте…
На земле волк силился справитсья с человеком, тогда как другой вскинул руки, выпуская почти сотовренное заклятье, которое…
…крутанулась, завизжала и захлебнулась кровью старуха. Остались неподвижными девки, что сидели рядком. И ветер хлестал их по белым лицам, но они только улыбались, а из открытых глаз сыпались слезы.
…воды отступали.
Ветер стих вдруг да…
— Назад, — прохрипел седоволосый воин, силясь подняться с земли. — Все одно… живыми не оставят… мы… не попустим… за… княжича…
Его пожирала чернота, и Ежи протянул к ней руку, призывая её. Та откликнулась, пусть не сразу, но потекла, потянулась тончайшими нитями, прилипла к пальцам.
И внутрь вошла.
Ежи почувствовал, как чужая сила разливается, роднится, становится своей. Так-то лучше… и стоять он уже способен.
И идти.
А воды отступали. Медленно. Неспешно. По капле, по волоску отползали, оставляя волглую линию на песке. И заклятье, то, древнее, не им, Ежи, сотворенное, еще держалось. Но ему уж недолго-то было. Ежи чувствовал: время выходит.
И все ж момент, когда заклятье рассыпалось, пропустил.
Он остановился подле воина, который еще дышал, наклонился, заглянув ему в глаза, и спросил:
— Жить хочешь?
— Н-не уверен, — тот все же поднялся, опираясь на меч, встал, обвел воинство свое и осклабился кровавой улыбкой. — И они… стало быть…
— Ты за своих людей отвечаешь.
— Хорошо, — воин повел плечами и поглядел на существо, что лежало на земле, вывернув шею. Оно было мертво, и кажется, это обстоятельство удивляло несказанно. — Княжич…
Огромный человек, куда больше всех, кого когда-либо Ежи видел, лежал, раскинув руки, будто силясь землю обнять.
Ежи покачал головой: мертвецов оживлять он не способен.
— Зимогор! Убей его! — взвизгнул толстяк и опустился на землю, получив удар по макушке.
— Мешается, — пояснил князь Радожский и кулак потер. — А голова у него твердая…
— Кость же ж, — сказал Ежи, удивляясь, как сие самому Радожскому не понятно.
— Вы… — с земли поднялась темная тень, пронзенная клинком. Человек не способен жить с такими ранами. Но то, что встало, человеком не являлось. — Вы все одно не остновите госпожу…
Клинок в его руке коснулся бледного горла, отворяя кровь. И та хлынула потоком, питая заклятье.
Добровольная жертва.
Добровольная…
Волны замерли, и показалось на долю мгновенья, что не смирятся они, что не хватит этой вот гнилой крови, чтобы разорвать древние цепи.
А потом…
….потом вода поползла.
— Твою ж… — Радожский задумчиво потер руку. — Надо вниз, тут мы только если посмотреть…
— Надо, — Норвуд разогнулся, огляделся и, кивнув парню, сказал. — Этот долг я не забуду.
— Да уж… — Зимогор махнул рукой. — Там… там смута будет. Я… не хотел. Княжич клятву дал. Не хотел, но отец стребовал. А он… наследник. Разве можно ослушаться? Поверил. Клятву… на крови… и мы следом. Вы проклятье сняли?
— Временно, — вынужден был признать Ежи. — Я не ведьмак пока. Только учусь…
— Ничего… тоже хорошо. Помру человеком, — Зимогор мотнул тяжелой головой. — Тут тропа есть, аккурат к берегу, если… надо только осторожно.
— Веди, — сказал Норвуд и вновь волком обернулся. Да и прочие.
Ежи подумалось, что если верхами сесть, то… с другой стороны, волкодлаки неправильно понять могут, все ж не кони, если подумать.
— А с этим что? — Радожский, воровато оглянувшись, пнул толстяка в бок. — И девиц…
— Этого свяжи, — Ежи подошел к девушке, что застыла над котлом в неестественной позе. На запрокинутой шее выделились жилы. Глаза её тоже были раскрыты, а в них виделась пустота. В неё-то Ежи и заглянул.
Заглянув, кивнул.
И сказал:
— А они… я не уверен, что их можно вернуть. Выпили до капли, но… уйти не уйдут, а место тут тихое.
Относительно.
Пара мертвецов несколько портила общую благостность, но тут уж ничего не попишешь.
Мужичка перевернули на живот, стянули руки и ноги, сунули в рот мятую тряпку. Мелькнула мысль, что, коль ему горло перехватить, то всяко надежнее будет. Он ведь что? Мерзотный человечишко, от которого миру пользы никакой, вред один. А Ежи силы пригодятся.