Теперь от странно.
Мерзковато.
Будто… будто ясно все стало, как и небо. Облачка расползлись. Солнце вон коснулось вод, и те подались еще немного назад.
— Скоро, — сказал ведьмак одними губами.
— Шел бы ты, — ответил Радожский, не спуская взгляда с темного ила. Ишь ты, вон, из-под него словно крыша проглядывает… дома тут стояли?
Или еще что?
— Куда?
— А куда-нибудь. Толку от тебя все одно немного. Ты не воин.
— И не маг, — согласился Ежи. — Я вообще, если подумать, не пришей кобыле хвост, но…
Он вытащил из кармана горсть черных камушков, сперва даже показалось, что угли это, но после Радожский почуял темную силу, от камней исходящую.
— Но не спеши гнать, княже, — кривовато усмехнулся ведьмак. — Авось и пригожусь…
Сзади загромыхало, и на узкую косу втянулась еще одна колонна оружных людей. Радожский оглянулся: Соболевы.
И поклонился Пересвету свят Родимовичу, который восседал на огромном жеребце. Грозен… в одной руке копье, в другой — щит. На щите полощетса бунчук. И конь землю копытом топчет, а копыто это — не каждый таз столь огромен будет. И кажется, сама земля вздрагивает.
Не от конского удара, от треклятой волшбы.
Соболев коня тронул, и тот подошел, ступая неспешно, словно тоже блюл честь княжескую.
— Радожский, — прогудел Пересвет Родимович.
— Я, — отвечал Радожский, и вновь удивился, уже тому, что исчезла прежняя его робость. И страх тоже. И…
— Ты дочку мою взбаламутил?
— Нет.
— Врешь… или не знаешь, — князь махнул рукой, закованной в латную перчатку. — Девка… в голове ветер. Я ж ей добра хотел. А она… от меня и к ведьме!
— Ведьма хорошая, — сказал Радожский.
— Ага, твоя невеста… вот смеху-то… все-то только и шепчутся, что Соболева пошла служить невесте своего суженого. Этак и вовсе согласится меньшицею в дом войти.
Радожский покачал головой.
— Не будет такого.
— Конечно, не будет. Сам тебе голову сверну, — ласково ответствовал князь. — Коль жив останусь.
— Тут… вообще с живыми сложно, — ведьмак прислушивался к беседе с немалым интересом.
— А это кто?
— Ведьмак, — сказал Радожский.
Озеро еще отползло. И… таял черный ил, поднимаясь черным же дымом. И небо от него потемнело, измаралось. Солнце и то будто тусклее стало.
— Всамделишний? — удивился князь.
— К сожалению, — ведьмак глядел на этот дым и щурился.
— Женатый?
— Нет пока.
— От и хорошо… у ведьмаков славная кровь, сильная… мой прапрадед был… да… — князь определенно задумался, и ход его мыслей Радожскому категорически не понравился. — Коль живы останемся…
Ил таял.
И белый камень делался еще белее.
…с грохотом втянулась на берег еще одна колонна оружных людей, что подчинялись рыцарю в заморском доспехе. За спиною того высились лебединые крыла, а со шлема спадал конский хвост. Впрочем, командовал рыцарь людьми споро.
— Козелкович, — пояснил Соболев, который отходить, кажется, вовсе не собирался. А после вздохнул и сказал: — Не держи зла, Береслав. Ты парень славный и роду хорошего. И другим разом не желал бы я иного зятя, но… сам понимаешь.
— Понимаю.
— И не могу я допустить, чтоб дочь моя жила без благословения божьего да рожала детей проклятых.
— Понимаю, — шепотом повторил Радожский, глядя, как появляются из тумана тени домов и улочек.
Коней.
Людей.
— Я…
— Поберегись! — донесся громкий голос, и на берег вылетел конь вороной масти. Бухнули копыта, увязли в сыром песке. А конь гривою тряхнул, заржал громко, перекрывая голоса.
— От ведь…
Всадник, что сидел на конской широкой спине, был облачен в простую кольчугу, из-под которой выглядывали полы шелковой рубахи. Голову его прикрывал острый шлем.
Да из-под шлема выпали, зазмеились по спине золотые косы.
— Выпорю, — мрачно произнес Пересвет Родимович, правда, без особое уверенности.
— И за дело, — добавил Радожский, глядя, как крутится, приседая на зад, боевой жеребец. Как скалит белые зубы. Как… крутит головой всадник, высматривая кого-то.
— Иди, — ткнул кулаком ведьмак.
— Что?
— Иди к ней, пока время есть…
— Иди, — повторил Пересвет Родимович. — Отговорить… не выйдет. Мать её из… девки у них всегда воевали, и она от… пороть надо было больше.
— Надо, — как-то неуверенно отозвался Радожский.
И… ведьмак вновь пихнул, будто Береслав сам не способный понять, чего ему надобно и куда идти. А… конь остановился. И Горыня почуяла.