— Что ж ты, царевич, на слуг своих говоришь дурное? Не видишь разве, что беспокойство их мучит, за детей своих, за дочек родимых, которые ведьминым произволом того и гляди сгинут?
И голос этот такой, что слухать его и слухать.
Вона, царевич, прямо заслухался…
И второй.
И Маланька рот приоткрыла, но тут же закрыла, нахмурилась этак, недобро. А после подвинулась бочком и как дала этой вот, говорливой, да в глаз.
— Ишь ты, — сказала Маланька. — Вздумала чужих женихов морочить!
Та-то только и бухнулась на пол.
Рука-то у Маланьки крепкая… ну а как девка бухнулась, то бояре и загомонили вновь, головами закрутили, словно и не люди, но гусаки на батюшкином подворье. И гогочут тоже громко.
— Что… — Елисей моргнул.
— Ведьма, — сказала Маланька и пнула девицу эту, которая, может, девицей не была, кто их, треклятущих разберет, небось, приличная бы девка в мужское рядиться не стала. — Сильная. Заморочить хотела.
— А… — только и протянул Елисей. А после к боярам повернулся и, потерши руки, поинтересовался: — Что делать-то станем, смутьяны?
— Так…
Стоявшие первыми бояре попятились, а те, что сзаду, наоборот, вперед поперли.
— Может, их просто… того? — мрачно поинтересовался Свят, меч свой оглаживая. А Баська подумала, что ежели и того, то…
— Не на матушкиной же половине, — это Елисей произнес с укоризною. — А то еще изгваздаем все ненароком…
Бояре поспешили отступить.
А вот ведьма.
Она вдруг встала на карачки и оскалилась злобно. Лицо её сделалось страшно, еще страшнее чем было, хотя Баська еще недавно поклясться могла, что страшнее некуда.
— Вы… поплатитесь! Госпожа идет… госпожа…
Ведьма закашлялась, будто подавилась, а после из горла её кровь хлынула. И черная такая. Подумалось, что-таки изгваздали покои царицыны.
Небось, не обрадуется.
Вот Баська точно не обрадовалась бы, когда б гости, в дом званые, в оном доме принялись беспорядки учинять. Озлится… и вспоминать станет. Маланька тоже о том подумала и погрустнела. Это ж Баська еще согласия своего не дала, а Маланька, стало быть, в невестах.
Ей со свекровью спорить негоже.
Пока думала, Свят взял да и тюкнул мечом по голове ведьмы, легонько так, чтоб до смерти не зашибить.
— Это вообще кто такая? — поинтересовался Елисей.
— Так… охранительница, стало быть, Димитриевой… служка верная… — поспешил выслужиться кто-то из боярского племени. — Ещё ейною матушкой ставлена была… с нею две… охранительницы.
— Ведьмы, — буркнула Маланька, глядя на девку с величайшим неодобрением.
Оно и понятно.
Маланька, почитай, просватана, а тут является какая-то, простите боги, охранительница и жениху законному, сапогом добытому, голову морочит.
— И ведьмы…
— Две, стало быть, — Елисей вперился взглядом в бояр. — И где они?
Бояре загалдели, один другого перекрикивая, да только оно без толку…
— Матушку искать надобно, — сказал тихо Свят.
И Баська поежилась.
…для кого она, может, и матушка, а вот для Баська — царица, которая, глядишь, и свекровью станет. Ежель, конечно, случится такому и…
— И отца тоже не мешало бы, — Елисей обвел бояр взглядом. — Только… сперва с ними надобно.
Он хлопнул в ладоши и воцарилась тишина.
— А не пойти ли вам… — ласково произнес Елисей. — В место иное… не в коридорах же беседы беседовать.
Они и пошли. Вот взяли и пошли, да ровненько, рядочками, один другого придерживая, и Баська, вцепившись в рукав царевичев — боязно ей было, чего уж тут, — только и думала, что будет, ежели вдруг бояре идти передумают.
И куда идут.
И…
…скрипнула каменная дверца в стене, пропуская человечка неказистого, что перед царевичем склонился и после что-то да быстро зашептал. А подле бояр, что стояли ровнехонько, прямо, стража появилась.
Рынды в белых своих кафтанах.
…и… и стало быть, все-то уже? Отвоевалися?
Мишанька успел добежать.
И девки за ним.
Он чуял, как стремительно тает оболочка, как шевелится, набирая силу, чужая волшба, как… и все-таки успел. И запыхался, прижался к стене.
— Дуры вы, — только и сумел произнести.
— Мишанька?
Аглая объявилась, как обычно, невовремя… и ладно, ныне-то он не после клуба, пьян да весел, да пропахший чужими духами, еще как-то, помнится, с помадой явился… дурак бестолковый. Но лучше с помадой, чем вот с этим вот, которое сидит в кулаке.
— Что…
— Можешь их разморочить? — спросил Мишанька.
Аглая нахмурилась.
И рученьку подняла, а следом за рукою этой потянулась, полетела сила незримая, от которой у Мишаньки по спине мурашки поползли. И накрыла волною девок, что подступали к Мишаньке с видом пренедобрым.