— Опять кровь? — поинтересовался Радожский и усмехнулся: — Скоро тут крови будет изрядно.
И отвечая рокоту барабанов звонко загудели рога. Ежи обернулся аккурат затем, чтобы увидеть, как сияют золотом соколиные крыла на стягах.
Гремят щиты.
Чешуя кольчуг хранит отстветы заходящего солнца.
— Государь, — Радожский произнес это как-то… обреченно, что ли.
А Ежи тронул книгу.
Ну же… пока они слабы, пока не отошли от вечного сна, пока есть еще время… время уходило, стремительно, что солнце, летевшее в пучины озера.
…и когда взвились, загудели в воздухе стрелы, полетели, застучали по щитам железным дождем, он понял, что время иссякло.
Глава 64
Про ведьм, царевичей и женитьбы скоропалительные
Нет ничего подозрительней безупречной репутации.
…Солнцедара была молодой ведьмой и ничего-то в жизни не понимала, кроме того, что завтра ей всенепременно надо быть в зеленом.
Зеленый ей идет.
В цвет глаз.
Повезло родиться с такими вот. Правда, из-за глаз матушка, почитай, сразу и решила, что Солнцедара — ведьма. Не ошиблась. Пускай. Солнцедара не жалеет. И матушку почти не помнит. А у ведьм неплохо.
…еще бы платье зеленое.
И с турнюром, по моде. Кружево опять же… его бы побольше, но откуда взять? Это уж потом, когда она мужа сыщет, то любое кружево закажет. И платье тоже. И шляпку, как у госпожи Завирихиной, которая вчера появлялась и сказывала, как ей в боярском доме живется. И показывала свои драгоценности, которые на диво хороши были, но у Солнцедары еще лучше будут.
Когда она мужа найдет.
О муже думалось так, лениво, куда ленивей, чем о завтрашнем бале, который Бискальские дать собирались. Там-то, небось, всех пригласят из магов. И стало быть…
Теплый ветер пробрался в окно, которое девчонки оставили открытым. А что, душно в комнатах. Ветер этот разметал мысли, что о платье, что о кружевах. Все-то вдруг сделалось неважным.
И Солнцедара моргнула.
А потом встала с постели, как была, в рубахе. Будто позвал кто. И зов она слышала ясно-ясно, правда, куда звали и зачем… не важно.
Надо идти.
За нею тихонько выбралась из кровати приснувшая было Краснолика, и тихоня Марушенька тоже ступала босыми-то ножками по полу.
В коридоре…
Было людно.
— Что… что происходит, — ведьма-наставница взмахивала руками, то и дело замирая, прислушиваясь, но тут же отряхиваясь от этого вот… зря.
Старая она.
Не слышит.
Солнцедаре стало её жаль. И она коснулась ведьмы рукой, делясь зовом. И силой. Та замерла, вздохнула вдруг тяжко-тяжко, а потом потянулась к тонким шпилькам, которыми волосы крепила. И принялась вынимать одну за другой.
На улице же…
Зов сделался сильнее. И требовательней. Надо было спешить. И ведьмы брались за руки, кружили… по двору кружили, не умея уйти. И наставницы выделялись средь прочих темными платьями.
Они тоже…
Не понимали?
Солнцедара вздохнула, глянув на потемневшее небо, на котором дрожали звездочки. И дальше-то что? Школа заперта…
— Немедленно возвращайтесь в свои комнаты! — этот голос был резким и злым, он почти перекрыл зов, но тот зазвучал сильнее. — Успокойтесь… я требую…
Властимира, про которую говорили, что она того и гляди станет верховной, не успела сказать, что же она требует, поскольку и её утянули в этот вот ведьмин хоровод.
…а где-то там, далеко, загорались огни.
Один за другим.
Один…
Их становилось много, будто звезды, осыпавшись с небес, обживались тут, на земле. И звезд этих было столько же, сколько людей, что шли к школе… зачем?
Солнцедара нахмурилась.
Чтобы совершить дурное.
— Ведьмы! — кричал кто-то, размахивая факелом. — Они во всем виноваты! Ведьм надо…
Она покачала головой. И ни в чем-то ведьмы не виноваты. Или другие, а она, Солнцедара, только платье хотела себе, чтобы зеленое, в цвет глаз. И с кружевом.
Мужа.
Колечко вот еще… разве это много?
— Истинно вам говорю! — кричал человек в черных одеяниях, и руками размахивал. — Боги покинули людей своей милостью! И если не переменить все, то случится большая беда! Кровь прольется. Много крови…
Кровь и правда была, Солнцедара тоже чуяла её, но где-то там, далеко-далеко… где творилась мертвая волшба.
— …наступят года дурные. И земля сделается бесплодной. Воды станут черны, и всякий, кто изопьет их, погибнет в страшных мучениях. Чума и глад пройдут по землям Беловодья…