Лицом кругла.
Бела.
Румяна.
Бровь соболина, уста сахарные. И одета богато. А на голове венчик. Он так венчиком залюбовался, что разом позабыл, где находится. А после уж и понял, кого пред собою видит. Вскочил, чтоб поклониться, но царица рученькою взмахнула и велела:
— Сиди.
Антошка же чего? Он послушный. Велено сидеть? Он посидит.
— Матушка! — тотчас возопил кто-то со страшной силой, отчего котики подскочили, кроме Пушка. Тот-то и ухом не повел, он к воплям привычный зело. — Матушка, что тут…
— Я ничего… вот убить хотели, — сказала царица ласково. — Да не вышло. А вы…
— У нас бояре зачарованные, — сказал царевич, которого Антошка не то, чтобы признал, но коль царицу матушкою кличет, то, стало быть, царевич и есть. Как иначе-то?
Правда, после увидел, что царевичей цельных двое и немного забеспокоился.
Нет, не за царевичей.
За себя.
Оно ж, где царевич, там и царевна. Еще увидит Антошку, влюбится… бабы они ж дурноватые большею частью, им только дай влюбиться в кого распрекрасного. А у Антошки голова звенит, но со стороны этого, небось, не слышно. Но глядится он серьезно.
Разве что порты грязноваты.
И кафтан запылился, а с рукава вовсе драный. Но зато у него котики есть… точно влюбится.
— И кто их зачаровал? — поинтересовалась ведьма, в окошко глядючи. Там-то за окошком небо искрилось, переливалось светом.
— Вот тоже знать хотелось бы.
— А…
— Батюшка воевать поехал, — сказал царевич, который мордою ширше. И плечами. За этими плечами Маланька-то и укрылася, да не одна. Вона, и Баська к стеночке липнет, будто боится, что увидят.
— Куда?!
От голоса царицы ажно дубы вековые, которым в палатах совсем не место даже было, закачались. И листвою сыпанули. Так, слегка.
— Воевать. Там… — царевич рученькой махнул. — Прошка батюшкин сказывал, что в озере ежели, то войско проклятое, хазарское…
В окошко поглядели все уже. И Антошка тоже. Шею вытянул, но ничегошеньки, кроме неба, не увидал. Может, оно и к лучшему. Он же ж не воеватель.
Он обычный человек.
Разве что в кафтане бархатном да с беретом, который в руке от стискивает.
— …того и гляди восстанут, пойдут на город. Людей-то упредили, войско тоже поднимают, — царевич говорил, на царицу глядючи превиновато, будто это он самолично войско хазарское в озере припрятал.
Хотя… кто их, царевичей, знает.
— …но туточки мало, да и смутьяны никуда не поденуться. Тех, что туточки, то мы… того…
Царица поморщилась.
— Ковры менять придется, — сказала она тихо и задумчиво.
— Не, пока только заперли, которые сильно примороченные… невест тоже от. Но там Мишанька справился.
— Который?
— Гурцеев. Он… ну… снова прежний, — это уже худлявый царевич сказал и нос свой долгий почесал, который аккурат, что клюв. — Ведьма его расчаровала. Или сам… в общем, там пакость какую-то учинить собирались, но он справился. Девок заперли в старой части терема. И тебе, матушка, туда надо бы…
— Зорянка…
— Там же… дохтур привел, — царевич вытер нос рукой. — Матушка… я тоже пойду!
— Куда?
— Воевать!
— Да… — царица рот раскрыла и руки в бока уперла, ей бы еще скалку какую, так один в один — маменька. Антошка и поерзал, отодвинулся самую малость.
И царевич тоже.
Шажочек назад сделал. Руки вперед выставил и…
— Нет, — сказала ведьма, не позволивши ему заговорить. — Нельзя… если что и случится, то здесь.
Она тронула голову, будто та разболелась. А может, тоже комарья нахваталась. Оно же ж такое… заползет тишком в ухо, и не выведешь после.
— Там… там найдется, кому воевать. А вот если все уйдут… — ведьма поморщилась. — Если думать логически, то… из дворца убрали людей. Хазары на берегу — хороший повод… и кто остался? Тот, кто… все это задумал…
— Послушны воды, ибо в крови их сила, — договорили за ведьму. И в дверях появился еще один, как Антошка решил, тоже цесаревич, уж больно рожа у него была со старшими схожая. — Матушка, прости… позволь представить… это моя невеста.
— Обойдешься! — взвизгнула тоненько девица, которую Антошка не сразу и признал. А после руку попыталась вырвать, но царевич не пустил.
Страх какой…
А ежели и вправду царевна объявится? Вона, какие они… хваткие.
— Боги, — царица возвела взгляд к потолку, в который прорастали ветви дубов, но как-то не сказать, чтобы потолок рушили. Скорее уж ветки уходили в него и… уходили.
— Так надо, — строго произнес царевич и поклонился, до земли, — благослови, матушка…
— Да погоди ты вперед старших… — худлявый выступил вперед, за собою Баську потащивши, которая, судя по виду ейному этакому счастью вовсе радая не была. Или была? Может, её аккурат от радости перекосило-то. Кто их, баб, поймет. — Сперва меня…