Слишком мало.
…драконьи камни, которых так мало — и колет сожаление, что побоялся он, Ежи, взять все, что они-то пригодились, держатся дольше всего. Они сами по себе сила, но и та уходит. А Ежи дотягивается до книги, которая не желает делиться силой. Но ему нужно… книгу жаль… книга… ему бы пригодилась. Она многое хранит.
Знания, которые так отчаянно нужны Ежи, но… что эти знания мертвецу? Мертвецов и без того довольно. И книга поддается. Её силы темны и горьки, и горечь эта чувствуется на губах. Но Ежи вытерпит.
Покой…
И сплетенное заклятье лежит на руках Ежи.
Он же, едва способный удержаться, поднимает его.
— Ветер, ветер, ты могуч… — срывается странное, и ветер слышит. Он устремляется к Ежи, подхватывает черную пелену, тянет к войску, чтобы развернуть над ним… сколько их. Ежи и не предполагал, что их может быть столько.
Он стоит.
Почему-то на пригорке, куда… как попал? Не важно… главное, что рядом, опираясь на копье, стоит паренек и глядит на Ежи с испугом.
— Я… — Ежи говорит, и паренек отступает, сжимая дрожащими руками копьецо. Вот ведь… этак собственная охрана — а поставлен он был явно Ежи хранить — заколет.
И Ежи отворачивается.
Авось, и не ударит в спину.
— Ведьмак, — этот, второй, появившийся перед Ежи, тоже молод.
И чужд.
У него плоское лицо с приплюснутым носом и вывернутыми ноздрями. У него кожа, желтая, словно маслом смазанная. У него тонкие усы.
И роскошный шлем.
— Мертвец, — Ежи ничуть не удивлен.
— Благодарю, — чужак прижимает раскрытые ладони к груди и сгибается в поклоне. — Теперь… нам дозволено уйти.
— Я… рад.
Ежи и вправду рад, ибо… что бы ни было в прошлом, оно там и осталось.
— Знаю. Доспех себе забери…
— Спасибо, но…
— Забери, — мертвец непреклонен. А паренек всхлипывает тонко-тонко. Вот ведь, навязали охранничка.
— Заберу, — Ежи поклонился, ибо, кем бы ни был стоящий перед ним человек, но мертвецы требуют уважения. И тот усмехнулся легко-легко.
И рассыпался пылью.
Вот так-то…
Глава 67
В которой зло побеждается, а еще творятся чудеса
Как трудно быть порядочной свиньёю.
…существо взмахнуло рукой, и заскрипели столетние дубы, закачались. Посыпалась с потолка побелка, а Стася подумала, что этак и весь дворец-то рухнет.
— Прекрати! — царица выступила, но лишь затем, чтобы, охнув, опуститься на пол. И заворчал зверь, бросился, но с визгом полетел прочь.
Тварь же повернулась к Стасе.
Человек?
О нет, ничего-то человеческого в ней не осталось.
— Демон? — робко поинтересовалась Стася, но потом подумала, что ответ ей как бы и не особо нужен, поскольку, если честно, вряд ли что-то да изменит.
Демон там или нет, но… тварь определенно не лучилась дружелюбием.
Цесаревич поднял меч, и засветился. Вот так взял от самой макушки до пят засветился, сам. И меч тоже. Выглядело это… соответствующе моменту.
И вправду, чем еще демона побороть, если не мечом сияющим?
Но тварь оскалилась и зашипела. Она двинулась к царевичу, переваливаясь с ноги на ногу, как-то неловко, будто непривычно ей было двигаться в человеческом-то теле. А тот стоял.
С мечом.
С воздетым над головой мечом. Героически так… и Стася подумала, что нужно что-то сделать, но вот… что?
Она попыталась воззвать к силе, однако та молчала, то ли ушла вся на прикладную ботанику, результат которой несколько переменил интерьеры дворца, то ли просто не желала связываться с этой вот, если подумать, совершенно посторонней Стасе историей.
В общем, волшебства не осталось.
Коты… урчали и расселись этаким кружком, уставившись на демона круглыми глазами. Причем смотрели превнимательно, не скрывая изрядного своего скептицизма.
Только Бес рокотал.
Антошка… тихонько сидел, тоже не спеша демонстрировать излишний героизм. А демон шел. Царевич стоял. И было все как-то…
Странно, что ли.
А потом меч начал движение. Он сорвался и рухнул вниз сияющей полосой, чтобы разбиться о невидимый щит, демона защищающий.
И тот рассмеялся.
Или та.
Смех все-таки остался женским.
— Я… заключила сделку, — сказал демон. Или все-таки «сказала»? — Когда… поняла… что иного пути нет… моя жизнь… ничто… я принесла жертву. И получила право сохранить душу. А еще… ни ты, ни кто иной твоего рода… не причинит мне вреда.
Сказала и растопыренной рукой пихнула царевича в грудь. Она казалась невысокою, хрупкою, не способною причинить хоть сколь бы серьезный вред, но царевич покачнулся.