- За все время до февраля никогда у вас не было того, что вы видали очереди за хлебом или перебои в снабжении?
- В провинции - никогда. Ни в Томске, ни в Иркутске, ни в других городах. На железнодорожных станциях, когда мы ехали, то базары были в длину поезда. И если поезд стоял 15 минут, мы могли накупить всего - и молока, и свиных окороков, и цыплят жареных. И все это по баснословно дешевой цене.
Теперь дальше. Мы пришли опять на вокзал. У меня был чемодан, у брата чемодан и один чемодан общий. Они лежат на столиках, товарищи революционеры не тронули их. В это время один из солдат говорит:
- Вы куда хотите пройти?
- Да мы хотим пройти в какое-нибудь учреждение.
А он нам и говорит, видно, из более интеллигентных:
- Господа офицеры, да вы пройдите в Таврический дворец Государственной думы. Там, наверное, вам укажут, что вам делать.
- Да мы, мол, и дороги не знаем, а трамваи не ходят.
- Да я вас провожу. Тем более, что, знаете, сейчас такое время, а вы идете, офицеры, целой группой. Мы вас проводим.
- Хорошо, спасибо.
Вещи оставили на столиках. Пошли мы. Время около пяти. Приходим туда мы в половину восьмого утра, встречает нас там один подпрапорщик из вольноопределяющихся. Он был страшно обрадован:
- Господа офицеры, как хорошо, что вы пришли. Вы нам поможете. Надо устанавливать порядок, офицеры нужны.
И мне, в частности, говорит:
- Сейчас явится сюда взвод солдат гвардейского Волынского полка. Будьте добры, господин прапорщик, возьмите их и пойдите на Исаакиевскую площадь. Там грабят винный склад. Восстановите порядок, поставьте часового и можете вернуться восвояси.
Что ж делать, приходится идти. Пришел взвод солдат Волынского полка. Прекрасно держатся в строю. Унтер-офицер подходит ко мне с рапортом, берет под козырек, уже, правда, отменено было чинопочитание «Ваше благородие», поэтому «господин прапорщик» обращается ко мне. Докладывает, что взвод Волынского гвардейского полка прибыл в мое распоряжение. Я хотел проверить, как держится дисциплина, и так как нужно было спешить, то я эти пять верст прошел таким образом: пять минут шагом, пять минут бегом, и подсчитывал все время ногу. Повторяю, дисциплина была, как и в прежние времена, нисколько не нарушена. Пришли мы туда, восстановили порядок, забили досками этот винный склад, я сказал поставить двух часовых, которые могут через час уйти домой, а сам вернулся в Таврический дворец.
- А когда вы ходили по городу, что вы видели?
- В этот момент ничего, еще было слишком рано - 8 часов утра. А когда обратно шел, я видел страшную картину, которая у меня в памяти осталась до сих пор. Шел я не помню, по какой улице, в Петрограде был впервые, это было 1 марта 1917 года, и вижу, что идет толпа мальчишек 17-18 лет, человека два-три взрослых между ними, а среди них полицейский, городовой - парень саженного роста, широкий в плечах, молодой. Вместо лица у него было кровавая маска. И вот эти мальчишки его щиплют, плюют в него, дергают его, а он идет, как колосс среди пигмеев, и только посматривает с презрением на них. Я даже остановился от неожиданности и стал наблюдать, куда же они его поведут. Какие-то ворота, завели они его в какой-то двор, и я услышал несколько выстрелов. Эта картина «бескровной великой революции» тоже осталась у меня в памяти на всю жизнь.
Прихожу я в Таврический дворец, там сотни, если не тысячи офицеров, все залы дворца забиты. Этот подпрапорщик меня поблагодарил и говорит: «Я вас познакомлю сейчас с поручиком Шаховским, князем, приставом Государственной думы». Представляет меня ему, тот расспрашивает, кто я, что я, как я приехал, и говорит: «Помогайте мне пока выдавать удостоверения офицеров». И вот я у окошка сижу, как кассир, спрашиваю имя, фамилию, часть, пишу удостоверение о праве свободного хождения по городу, а он подписывает и ставит печать Государственной думы. Мы пропустили до обеда тысячи полторы офицеров. Настало время обеда, он говорит: «Теперь пойдемте ко мне обедать».
- Пока вы были в Таврическом дворце, антагонизм между солдатами и офицерами был заметен?
- Никакого! Вот на следующий день, когда был опубликован приказ номер один об отмене отдания чести офицерам, положение резко изменилось. Мало того, что дисциплина исчезла, офицеры стали врагами, хотя офицеры в первую революцию против революции никаких шагов не предпринимали. Но это уже была пропаганда социал-демократов, большевиков, я так считаю. И вот под влиянием этой пропаганды уже стало опасно ходить по городу в одиночку.