Вручалась премия, присуждаемая то ли от имени, то ли под эгидой, а может и под омофором литобъединения консервативных писателей-фантастов. Консервативная фантастика - это по тем временам (уже не ельцинским, но еще близким) звучало вызывающе оксюморонно. Для закрепления эффекта фантасты-консерваторы поименовали свою организацию «Траншеей». Это был радикальный жест. К тому же других активов, кроме радикальных жестов, у объединения все равно не было. За ним не стояло ни спонсорских денег, ни контактов с какой-нибудь всесильной мэрией или хотя бы влиятельной управой, да и в фэнтезюшной тусовке оно не воспринималось всерьез.
Так что неудивительно, что церемония происходила в подмосковном пансионате, драном, как пенсионерская кошка.
Зато возня вокруг премии была настоящей, это сообщало номинациям цену.
И мой сборничек был тоже номинирован, и меня даже предупредили, что чегой-тоть дадут, какую-нибудь «Малую Траншею» второй степени, как интересному обещающему молодняку, лахедре желтохвостой.
А вот Стасик был кем угодно, но не лахедрой.
I.
Станислав Янович Зеньковский сам был не прост, и не из простой семьи. Отец его был генерал, не нынешний, советский. Генералов тогда было мало. Мама, в свою очередь, имела серьезные связи во всяких кругах и сферах. В Мариуполь их занесло хитрым путем - до того семейство обитало в Восточной Европе, так что маленький Стасик родился то ли в Германии, то ли в Венгрии, а потом еще успел попутешествовать с семьей. Так что по складу своему он никогда не был мариупольским провинциалом. Это важная черта - она есть у многих покорителей столиц.
Отдельная смешная строчка - про кровь. Русской крови в нем было ноль целых ноль десятых. Это не мешало ему измладу быть отчаянным патриотом своего Отечества - как не помешало впоследствии перестать им быть.
В советском Мариуполе было тепло, но скучно, не было места подвигу. Стас довольно быстро перезнакомился со всеми сколько-нибудь интересными для себя людьми - тогда он музицировал, пытался собрать группу, дать жару и показать класс, но не сложилось, не нашли бас-гитариста или просто надоело. Когда забрали в армию, не сопротивлялся, даже порадовался: он чуял, что нужно куда-нибудь вырываться.
Послали его, однако, в Афган.
О военных своих подвигах Стас - отдадим должное - предпочитал не особо распространяться, хотя в известных ситуациях - когда надо было произвести впечатление - пил «за тех, кто в стропах», и в биографических справках аккуратно указывал воинскую профессию. Причина была простой и очень достойной: он не собирался этим заниматься дальше. У него были на жизнь другие планы.
Книжки он читать любил, но насчет писать самому - задумался не прежде, чем попробовал себя в торговле пиломатериалами (и чуть не сел, спасибо, папа поднял связи). Потом поработал инструктором в местном фитнес-центре, откуда пришлось срочно делать ноги (по его словам, местный авторитет заподозрил его в связи со своей лялькой, Стас как-то отмазался, а могло выйти совсем даже нехорошо). Потом вляпался в какие-то перевозки, «фуры», и все что-то не сходилось, несмотря на боевую лихость. Мешала также украинизация, в ту пору не такая свирепая, как сейчас, но все-таки неприятная.
Но главным было даже не стечение неприятных обстоятельств. Зеньковскому все было скучно. Нет, хуже того, он чувствовал, что засыхает. Надо было что-то делать.
Умные люди говорили одно: если у тебя кризис - перебирайся в Москву.
II.
Москва. Покажите мне то, что в этой Москве можно любить. Нет, не надо кошелек расстегивать. Это-то понятно. За этим тянутся в Москву поезда, набитые смуглыми людьми, плохо говорящими по-русски. Они знают, куда едут и чего хотят от этого города. Их встретят на вокзале, поведут, подселят, проинструктируют, дадут - кому метлу в руки, кому битый «Москвич», кому прилавок, в зависимости от ситуации. Некоторые так и будут шваркать метлой в черной зимней ночи, замерзая под стенами панельных девятиэтажек. Другие приподнимаются, богатеют, покупают квартиры и завозят родню. Некоторые занимаются нехорошими вещами, иногда попадаются. Их выкупают важные, иссиня выбритые уважаемые люди, владельцы торговых центров, рынков, клубов. Все они, от дворника до самого уважаемого человека, твердо знают: Москва - это деньги, доступные женщины, хорошие вещи, Шереметьево-2. Чего еще надо.
Надо понять. Зачем в Москву русскому человеку, которого тут не ждут, который не хочет рыть землю носом, извлекая пользу? Зачем - рискуя, оставляя семью, работу, какое-то с трудом и муками завоеванное положение, место под низким, но все-таки солнцем?