— На то они и коты! — отвечаю я, лавируя между машинами.
Просто чудом мы с Бобиком не попадаем под колёса фыркающих автомобилей. А Бобик так старается извиниться передо мной, что не замечает, как один из них задевает его хвост.
— А как он потерялся-то? — вопит мне Бобик в ухо. — Может, он просто мартовский?
— Как это? — теперь пришла моя очередь удивляться. — Почему мартовский? Сейчас лето!
— Ну, может, гулять отправился! С кошками знакомиться! — продолжает свою ерунду Бобик. — Настоящий кот — круглый год мартовский!
— Да ничего он не мартовский! Он дома сидел! — кричу я. — На форточке! И свалился вниз!
Что же это такое творится? Сколько грузовиков в нашем городе — грохочут, не переставая!
— С чего свалился? — переспрашивает Бобик, снова получив по хвосту автомобильным бампером.
— С форточки! Сквозняком сдуло! — я бегу подальше от перекрёстка, туда, где потише.
— Ничего себе! — у Бобика шерсть встаёт дыбом. — Насмерть?
— Да почему насмерть? — кричу я. — Говорю же: слетел вниз, я выбежал, смотрю, а его нет!
Бобик останавливается как вкопанный. Я тоже. Мне вдруг почему-то делается страшно, уж очень у Бобика странный взгляд. Словно его бампер не по хвосту задел, а по ушам.
— Ты чего встал? — спрашиваю я, переминаясь с лапы на лапу. — Побежали дальше…
— Похитили твоего Лаврика, — произносит Бобик. — Как пить дать! Это и коту понятно.
— Кто? — мне хочется заскулить, меня начинает бить лёгкая дрожь. — Кто похитил?
— Злоумышленники! — лает Бобик. — Клык даю! Точно! Хошь верь, хошь не…
— Почему ты так решил?! — в ужасе я приседаю на задние лапы. — Какие злоумышленники?
— Неизвестные! — лает Бобик. — О них весь город шумит! Ты что, не слышал?
Я мотаю головой, не знаю я ни о каких злоумышленниках. Я дома сидел.
— Да по всему городу исчезают коты и кошки! — Бобик старается говорить спокойно, но у него не очень получается. — С концами исчезают. Поговаривают, что, когда покончат с котами, возьмутся за нас, за бездомных собак. А потом и за тех, у кого хозяева.
— Да что ты такое говоришь? — шепчу я во внезапно наступившей тишине. — Глупости…
— Ничего не глупости, — вздыхает Бобик. — Вот сколько котов в нашем городе?
— Сколько? — мне начинает казаться, что Бобик прав и знает, о чём говорит.
— То-то и оно! Было… много! А стало на девяносто девять котов и кошек меньше! И это всего за одну неделю! Кошмар что творится! Хоть на Луну вой! Может, повоем?
— Боб-бик, — от переживаний я начинаю заикаться. — А п-почему ты сказал, что ты без-здомная соб-бака?
— Да ладно… — тянет Бобик с ответом. — Не обо мне сейчас речь. О Лаврике надо думать.
— Ты что-то скрываешь, — лаю я. — Скажи мне! Иначе я никуда не смогу бежать.
— Да чего ты рассопливился, брат? — улыбается Бобик. — Вставай! Иначе след потеряешь! Хотя я сам ничего не чувствую! Не пахнет здесь котами! А может, это оттого, что нос заложило. Простыл я вчера. Ночь холодная выдалась.
— Ты что? — догадываюсь я. — Бобик! Ты стал бездомным? А где Степаныч?
Неожиданно Бобик становится очень серьёзным. Даже каким-то строгим.
— Нет Степаныча, — отвечает он глухим голосом. — Вышел весь Степаныч.
— Куда вышел? — тихо спрашиваю я, напрасно спрашиваю, мне уже понятно, куда он вышел.
— Эх, брат! — Бобик внезапно улыбается. — Мы-то живы-здоровы! Ну вставай, побежали!
Я озираюсь по сторонам, внюхиваюсь и… с ужасом понимаю, что потерял след Лаврика! Ну да! Потерял!.. И всё из-за этих пыхтящих и фыркающих грузовиков! Да и поливальная машина ароматные облачка разогнала — те, которые ещё можно было унюхать…
— Что? — волнуется Бобик. — Профукал след? Потерял?!
Я киваю головой. Видно, у меня такой печальный вид, что без смеха на меня нельзя смотреть. Но Бобик только хмыкает, потом задумывается, уставившись в одну точку. А я даже и не замечаю, как начинаю поскуливать.
— Так, братишка, ты это брось! — обрывает меня Бобик. — Нытьём тут делу не поможешь. Я вот что подумал: надо вернуться к вашему дому и снова попробовать взять след, иначе мы твоего Лаврика никогда не найдём. Можем, вообще, не успеть!..
— Что можем не успеть?! — я вскакиваю. — Не говори такие ужасные вещи! Побежали!
— Вот это другое дело, — Бобик снова хмыкает, и мы бросаемся назад.
Иногда я удивляюсь сам себе — и откуда во мне эта вежливость. Даже в таком волнительном положении, на бегу, когда перехватывает дыхание, я — из вежливости — спрашиваю Бобика: