— Так у меня тоже, — пищит Сенька и мудро добавляет: — Нам не полагается. Мы ж не люди. Ладно, ребятки, мне назад пора, к моему влюблённому капитану. Попрощаюсь с ним. Остаюсь я на родине. Нам, Сенькам, в Новой Зеландии делать нечего.
— А чем займёшься-то? — спрашивает Бобик.
— Да чем… По помойкам буду шарить… Или… — он обращается к нам обоим: — А что если, ребята, на рынке вместе поработать?
— Снова мясо таскать? — возмущаюсь я. — Снова воровать?!
— Да не волнуйся ты так, — перебивает меня Сенька. — Не хочешь, и не надо. Сами разберёмся, верно, брат?
Сенька хитро подмигивает Бобику, у того аж нос краснеет от этого крысиного взгляда, но Бобик ничего не отвечает.
— Всё! Побежал я! — Сенька машет нам лапкой, но неожиданно возвращается: — Ёлки-моталки! Я ж самое главное забыл сказать! Я ж Полканыча видел на нашем катере, в последнем рейсе!
— Да ну! — поражается Бобик. — Он же у бабы Нюры жил!
— Ну да! — соглашается Сенька. — Так они в Большие Сосенки уплыли.
— А кто они? — спрашиваю я.
— Полканыч с бабой Нюрой да Мурзик с котятами… Нет, не Мурзик… — Сенька задумывается. — Полканыч сказал, что его как-то иначе кличут… И прозвище такое странное, на растение похоже… Дубик, что ли… Нет… не Дубик… У него ещё с лапой неприятность случилась, подвернул, что ли, когда свалился откуда-то…
У меня от внезапной догадки начинает сосать под ложечкой.
— С форточки?! — спрашиваю я.
— Точно! — удивляется крыса Сенька.
— Лаврик?! — спрашиваю я.
— Лаврик! — ещё больше удивляется Сенька.
Мы с Бобиком переглядываемся. Ура! Мы снова напали на след!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
в которой рассказывается о том, как потерялся Мафиози
Было холодно, и стояла кромешная тьма, потому что на землю спустилась ночь, а тучи заволокли небо, и не было видно ни звёзд, ни луны.
Дрожащий и несчастный, Лаврик брёл по неведомой тропинке неизвестно куда, пока тропинка не уткнулась в заброшенный сарай. В него и вполз совершенно измотанный Лаврик, по запаху отыскал в углу копну сена и хотел уже зарыться в эту самую копну, как вдруг кто-то пнул его лапой.
— Потише, ты! — прошипел Кто-то. — Куда лезешь? Занято!
Лаврик от испуга, а точнее от бессилия, просто сел, даже не пискнув.
В это время луна всё-таки выглянула из-за тучи и сквозь щели в крыше сарая осветила копну и того, кто шуганул Лаврика.
Огромный чёрный кот глядел на Лаврика своими пронзительными зелёными глазами. Наконец он зевнул, продемонстрировав острые клыки, и спросил:
— Ну чего уставился?
Лаврик молчал. Больше всего на свете ему хотелось согреться и тихонько полежать, чтобы набраться сил, а потом… Что он станет делать потом, Лаврик себе плохо представлял.
— А ничего и не надо себе представлять, — вдруг сказал кот, а Лаврик вздрогнул от неожиданности. Этот чёрный кот умеет читать мысли!
— Всему своё время, — продолжал кот. — Плыви по течению, парнишка, и всегда найдётся тот, кто за тебя всё придумает. Колбасы хочешь?
Лаврик кивнул, и тут же получил кусок докторской колбасы, которую он очень любил. А если бы и не любил, всё равно набросился бы на неё, так как ужасно проголодался.
— Жуй-жуй, — голос чёрного кота стал мягче. — В колбасе наша сила. Ну что, парнишка, давай рассказывай, как потерялся?
Лаврик не мог ответить, он жевал. Поэтому лишь снова кивнул.
— Ладно, это не так важно, — осклабился кот. — Все, кто знает, чем я занимаюсь, зовут меня Мафиози. А занимаюсь я тем, что обворовываю дачи. В форточку залезть сможешь?
Лаврик кивнул, но всё же ответил:
— Воровать нехорошо.
— Это ты другим рассказывай, парнишка! — прошипел Мафиози. — А я родился вором, в воровской семье. Был вором и буду. А с тобой у меня один разговор. Колбасу поел?
Лаврик слабо пискнул, а кот продолжал:
— Раз поел, значит, ты мой должник. И сарай этот — мой. Поэтому — или выматывайся, или соглашайся. Мне по форточкам стало тяжело лазать, живот не позволяет. Поэтому твоё дело — залезть в форточку и открыть мне дверь. А уж за мной — всё остальное. Сделаешь, как я сказал, разрешу тебе жить в моём сарае. Да и колбасы с сардельками получишь, сколько в тебя влезет. Ну? Согласен? Дело нехитрое…
Мафиози похлопал себя по животу. Лаврик в смятении подался к двери, но там, снаружи, было так темно и неуютно, что он вернулся и снова кивнул. Что ему ещё оставалось делать?