– Нет, Жорочка, мы тебя в машине страховать будем. А сейчас… А сейчас давай, Володя, домой.
Акакий Игоревич не спал всю ночь. Он вообще еще не спал с того времени, как случилось это несчастье. Да и разве тут уснешь? Маруся погибла. Но самое страшное, что, если он ничего не выяснит, неминуема еще одна смерть, уже по причине самого Акакия Распузона. А он с семи утра ломает голову и никак не может придумать, как бы этого не допустить. И никто не сможет помочь, только он сам. Эх, черт, а начиналось все так хорошо!
Понятное дело, что Акакий в такой ситуации совсем не планировал веселиться, но внучка – дело святое, и дед, покрякивая, потащился на другой конец города в Музкомедию. Праздник для детей устраивали по старинным традициям – с Дедом Морозом, с подарками и с различными конкурсами, в которые настоятельно затягивали и родителей. Акакий смог бы отмахнуться от кого угодно, только не от Яночки. Девочка сделала из деда настоящего актера – он и пел, и плясал, и скакал верхом на стульях, и с чьей-то такой же несчастной бабулькой бегал наперегонки в мешках – в общем, развлекал детей по полной программе.
Когда Акакий поднимался на свой этаж, он молил только об одном – чтобы Володя, его зять, приехал за Яночкой как можно быстрее. Однако возле дверей его ждало новое испытание.
– Ну, наконец-то! – рассерженно поднялась с баула сухонькая старушка. – Думала уже, скончаюсь тут у вас в подъезде!
– Мама… мама, ты? – только и смог пролепетать Акакий.
– Я, кто ж еще! Ты давай не мамай, а открывай дверь. Уже так хочется раздеться…
Матушка Акакия Игоревича Катерина Михайловна – дама маленькая, сухонькая и весьма по характеру норовистая – последний раз приезжала, когда ее внучке Анечке исполнилось три года, остальное время общаться предпочитала письменно. А вот сейчас, надо же…
– Ну чего ты застрял? Ой, надо же, как Анечка подросла! – запоздало всплеснула руками старушка, увидев свою правнучку.
– Меня Яной зовут, а Анечка – моя мама, – поправила ее девочка.
– Господи! Это во сколько ж она у вас родила? Ты чего это ребенку позволил? – гневно накинулась на сына матушка, продвигаясь в открытую дверь.
– Мама, Анечке уже двадцать семь. Ты забыла? Я же тебе писал…
Пришлось забыть про спокойный отдых и бросить остатки сил на устройство родимой маменьки. Уже когда Акакий сидел за столом и наливал матери седьмую кружечку чаю, в двери позвонили.
– А вот и мы, – донесся из прихожей голос зятя.
– О, мама! Сейчас я тебя познакомлю с новым родственником, с зятем нашим, с Володей! – обрадованно вскочил Акакий.
– С каким же новым? Он старый, его, наоборот, уже менять давно пора, – раздалось недовольное ворчание Клавдии Сидоровны.
Акакий с облегчением вздохнул. Как бы там ни было, сейчас можно будет наконец отдохнуть и спокойно подумать. Клавдия лучше сумеет ухаживать за престарелой свекровью.
– Клавдия! И где тебя носит?! – проявила неудовольствие свекровушка. – Я тут весь вечер глотаю чай, а у тебя даже мысль не мелькнула предложить мне какую-никакую захудалую котлетку!
– Ой, мама! И вы здесь? Столько радости в одни руки! – растянула губы в оскале Клавдия и засуетилась на кухне.
– Что эт у тебя на голове? – ткнула свекровь острым пальцем Клавдию Сидоровну в темечко.
Клавдия уже и забыла, что после вчерашнего никак не может привести себя в неотразимый вид. Даже не то чтобы ей некогда было расчесать противный клок, в который превратилась вчерашняя роскошная прическа, просто он никак не желал мирно укладываться на голову.
– Да это так, вчера Новый год отмечали, – отмахнулась она.
– Так ты что же, на голове стояла? – сурово нахмурилась свекровь. – Акакий, ты бы за женой-то приглядел. Может, ее на лечение надо?
– Володя, ты оставайся, поужинаете с нами, – пригласил Акакий Игоревич, теша надежду на рюмочку по такому солидному поводу. – Я тебя с мамой познакомлю.
– Нет, нет, наслышан, мы как-нибудь потом, после, вместе с Аней, – поспешно ретировался зять.
Дальше весь вечер крутился возле путешественницы. Она очень долго плескалась в ванной, и Клавдия Сидоровна всерьез перепугалась, не случился ли с бабушкой паралич после длительной поездки. Потом опять пошли пить чай, потом бабушка принялась трясти своими вещицами, которые потребовала немедленно развесить по всей комнате, а вот как раз новогодние украшения приказала снять, чай, не малыши уже возле елок скакать.
– Мамочка, а… а вы к нам надолго? Или так, на праздники? – закинул удочку Акакий.
– Теперь у тебя, сынок, вся жизнь будет сплошным праздником. Я сюда навсегда переехала. Помирать здесь буду.
– Когда? – не подумав, ляпнул сынок.
– Когда приспичит, – сухо поджала старушка губы и принялась заталкивать в себя последнюю конфету из коробки, которую сама же и привезла в подарок родственникам.
Клавдию будто облили ледяной водой. Она стояла, как памятник жене-героине – с чайником в руке, с полотенцем наперевес, – и не могла вымолвить ни слова. Конечно, квартира когда-то досталась им с Акакием от свекрови, но они уже и думать забыли, что ее, возможно, снова придется делить с ближайшей родственницей. Все пропало, теперь будет не до расследований, и Акакий так и останется думать, что несчастную Марию Зудову прикончила она, Клавдия, из-за неудержимой ревности. И Агафье она никогда ничего не докажет. Да уж, начался годик!
– А ты чего стоишь как замороженная? Видишь, мы с сыном отдыхаем, беги, приготовь мне постель. Да Акакию место найди, а мне подушку попышнее, я не могу на твердой, – распоряжалась свекровь.
– А Акакию-то место зачем? Мы же с ним в спальне спим.
– Нет, теперь я в вашей спальне жить буду, там уютно. Не валяться же мне в гостиной!
Пришлось перетаскивать кое-какие мелочи, чтобы определить старушку в спальню. Если разобраться, то она права – старому человеку хочется больше поспать, ему мешает телевизор, раздражают посторонние голоса, и где, как не в спальне, найти лучшее уединение. Вот сейчас Клавдия ей постелит, и можно будет уложить бабушку на боковую, а самой тем временем пересказать мужу все, что удалось разузнать.
Однако уложить бабушку спать оказалось делом далеко не самым простым. Времени было уже около двенадцати, а бабулька только-только ожила и сменила ворчливое настроение на эдакое шкодливое:
– Чего эт вы скисли? Не хотите с бабушкой жить? Хе-хе-хе. А думаете, мне приятно с бабками водиться? Нет уж, я лучше здесь, с вами, с молодежью, – веселилась она, подмигивая Клавдии.
У той уже давно глаза слипались от усталости, но приходилось вежливо хихикать и составлять компанию. Свекровь Катерина Михайловна расположилась в гостиной на диване и бойко орудовала телевизионным пультом.
– О! Сейчас самые программы пойдут! – заговорщицки подмигнула она супругам. – Вы эротику не смотрите? Зря, зря, там такие штучки иной раз показывают…
У Распузонов все больше раскрывался рот от изумления. О том, чтобы поговорить наедине, не могло быть и речи. Наконец, когда пошел третий час ночи, а старушка увлеклась передачей про современный рок, Клавдия не выдержала:
– Кака, ты, если хочешь, можешь смотреть эротику, можешь слушать тяжелый рок или упиваться ужастиками, а я нет, я пас, я в спальню. Потом меня растолкаете, когда наша матушка соизволит отойти ко сну.
И Клавдия, точно зомби, поплелась в комнату, прикрыла двери и поняла, как же все-таки счастливо жили они с Акакием… до сегодняшнего дня.
Утро началось с кошачьего ора. Вчера про Тимофея благополучно забыли, ублажая бабушку, и сегодня никто не сообразил встать пораньше, чтобы накормить кота.
Клавдия с трудом разлепила веки и тут же оглохла от оглушительного храпа. Храпела Катерина Михайловна. Вообще зрелище было еще то – на широкой супружеской постели примостились Клавдия Сидоровна и Акакий Игоревич, а между ними в розовой пижаме с далматинцами, раскинув руки, храпела свекровушка.
– Господи, как я еще не оглохла этой ночью, – буркнула Клавдия Сидоровна и подалась на кухню. – Сейчас, Тимочка, сейчас, котик, рыбки тебе дам.