«А дури и топлива у тебя хватит», – мысленно обратился к грузовику Громов, обернувшись в то место, где тот пристыковался, словно мог увидеть его сквозь отсеки и переборки, разделяющие их сейчас.
И тогда произойдет следующее: МКС может сойти с земной орбиты и… уйти в открытый космос, став самостоятельным спутником Солнца… Последствия понятны даже школьнику. Вероятность мала, но есть.
Тем временем программа консервации станции безотказно и неумолимо, шаг за шагом, отрабатывала то, что в нее было заложено. Еще через некоторое время все солнечные батареи перешли в аварийное положение – развернувшись к Солнцу не в фас, а в профиль. Это стало понятно по взвывшим аварийным двигателям коррекции солнечных батарей. Одновременно с этим вновь появилась гравитация, куда слабее, чем в прошлый раз, но во много раз опаснее.
События явно стали развиваться по второму варианту. «Европеец» частично потерял ориентацию в пространстве и теперь будет толкать МКС строго вверх, пока у него не кончится топливо. Выключить его с Земли теперь уже явно не получится.
«А вот со станции все-таки можно! – подумал Громов, – из модуля «Звезда» и по бортовой системе, остающейся в рабочем состоянии даже в режиме консервации, другими словами, по старым и добрым проводам…
– Майкл, – осторожно произнес Громов в микрофон.
Ответом ему было молчание в шипящем и скворчащем эфире. – Майкл, Майкл, Майкл, – повторил он на всех доступных каналах. Но, увы – тишина обитала и там…
– Итак! – громко и уверенно, подбадривая и направляя себя, подытожил космонавт (если Майкл его слышит, то это только на пользу), – что мы имеем?
А имеем мы вот что: станция, на которой ведутся консервационные мероприятия, причем ведутся в автоматическом режиме, медленно, но верно улетает в открытый космос. И улетит с высокой степенью вероятности, если ее не остановить. Так? Так. Из модуля «Звезда» можно отключить двигатель АТВ, и тогда подъем прекратится. Но подъем – дело медленное и длительное, и сейчас его прекращать нельзя: станция очень низко опустилась чтобы принять грузовик. Тут внизу небезопасно, и долго оставаться нельзя. Однако в тот момент, когда двигатели толкающего грузовика нужно будет выключить, и дать обратный импульс сделать это, по-видимому, будет некому.
– Один астронавт в модуле, стены которого изнутри обшиты свинцовыми панелями, – вслух произнес Громов, надеясь, что Майкл его слышит, и продолжил про себя: «Один космонавт, который, тому времени просто поджарится тут, пытаясь остановить станцию…»
– Майкл, – практически позвал подопечного командир, – надеюсь, парень ты добрался до места, потому как мне тут придется еще немного задержаться и кое-что поломать. Вводные появились новые, Майки. Очень надеюсь, что ты…
Вдруг сквозь шорохи и помехи в эфире раздалось:
– Коман… ишь, шшшш, иир…
Что это? Помехи? Глюки? Но у помех не бывает знакомого и еле уловимого тембра, ужасно похожего на тембр Майкла Торнтона – американского астронавта, напарника, подчиненного, и, в конце концов, друга и единственного живого существа на этой огромной навороченной станции, планомерно превращающейся в комок хлама, несущегося навстречу бескрайней пустоте…
Громову хотелось взвыть волком. Майкл явно в беде. Он не добрался до Прогресса. Его шибануло обо что – то, когда АТВ дал импульс. Ему повезло, Майклу – нет…
Сейчас Громов оказался на распутье: Майкл и спасительный Прогресс – в одной стороне МКС, модуль «Звезда», из которого можно попытаться остановить станцию и зафиксировать ее на нужной орбите, ценой собственной жизни, но зафиксировать – в стороне другой. Полететь искать, найти и, возможно, спасти астронавта нужно, так поступают напарники, так поступают космонавты и астронавты, так поступают, в конце концов, люди. Но сейчас этого делать нельзя. Спасти Майкла, чтобы через десять – пятнадцать минут погибнуть вместе с ним, в одном из отсеков МКС, или, добравшись до Прогресса, сгинуть в вечной мерзлоте и темноте Вселенной? Не вариант. Ложный героизм ни к чему. Спасти станцию, а потом уже идти, лететь, ползти, найти и спасти Майкла! Вот то, что нужно делать.
– Держись, Майки, – прошептал Громов, почти не вкладывая в свои слова ни надежды, ни какой бы то ни было поддержки напарнику, – держись, я приду за тобой…
– Командир, – раздалось на третьем канале, – командир, я на связи. Прием.
– Майки?! – удивленно бросил в эфир Громов. Только что потерянный навсегда и практически уже похороненный, напарник всё-таки вышел на связь. Это и радовало, и огорчало одновременно. Задуманное космонавтом не оставляло надежд астронавту, если тот не был в этот момент уже внутри Прогресса…