Я повиновался. Он внимательно исследовал мой пропуск, вернул его и произнёс:
— Всё верно. А то было у меня подозрение, что вы всё-таки дубель. Вот так. Значит, в пятнадцать ноль-ноль в соответствии с трудовым законодательством рабочий день закончится, и все сдадут вам ключи от своих производственных помещений. После чего вы лично осмотрите территорию. В дальнейшем производите обходы каждые три часа на предмет самовозгорания. Не менее двух раз за период дежурства посетите виварий. Если надзиратель пьёт чай — прекратите. Были сигналы: не чай он там пьёт. В таком вот аксепте. Пост ваш в приёмной у директора. На диване можете отдыхать. Завтра в шестнадцать ноль-ноль вас сменит Почкин Владимир из лаборатории товарища Ойры-Ойры. Доступно?
— Вполне, — сказал я.
— Я буду звонить вам ночью и завтра днём. Лично. Возможен контроль и со стороны товарища завкадрами.
— Вас понял, — сказал я и проглядел список.
Первым в списке значился директор института Янус Полуэктович Невструев с карандашной пометкой «два экз.». Вторым шёл лично Модест Матвеевич, третьим — товарищ завкадрами гражданин Дёмин Кербер Псоевич. А дальше шли фамилии, которых я никогда и нигде не встречал.
— Что-нибудь недоступно? — осведомился Модест Матвеевич, ревниво за мной следивший.
— Вот тут, — сказал я веско, тыча пальцем в список, — наличествуют товарищи в количестве… м-м-м… двадцати двух экземпляров, лично мне неизвестные. Эти фамилии я хотел бы с вами лично провентилировать. — Я посмотрел ему прямо в глаза и добавил твёрдо: — Во избежание.
Модест Матвеевич взял список и оглядел его на расстоянии вытянутой руки.
— Всё верно, — сказал он снисходительно. — Просто вы, Привалов, не в курсе. Лица, поименованные с номера четвёртого по номер двадцать пятый и последний включительно, занесены в списки лиц, допущенных к ночным работам посмертно. В порядке признания их заслуг в прошлом. Теперь вам доступно?
Я слегка обалдел, потому что привыкнуть ко всему этому было всё-таки очень трудно.
— Занимайте свой пост, — величественно сказал Модест Матвеевич. — Я со своей стороны и от имени администрации поздравляю вас, товарищ Привалов, с наступающим Новым годом и желаю вам в новом году соответствующих успехов как в работе, так и в личной жизни.
Я тоже пожелал ему соответствующих успехов и вышел в коридор.
Узнавши вчера о том, что меня назначили дежурным, я обрадовался: я намеревался закончить один расчёт для Романа Ойры-Ойры. Однако теперь я чувствовал, что дело обстоит не так просто. Перспектива провести ночь в институте представилась мне вдруг в совершенно новом свете. Я и раньше задерживался на работе допоздна, когда дежурные из экономии уже гасили четыре лампы из пяти в каждом коридоре и приходилось пробираться к выходу мимо каких-то шарахающихся мохнатых теней. Первое время это производило на меня сильнейшее впечатление, потом я привык, а потом снова отвык, когда, возвращаясь однажды по большому коридору, услышал сзади мерное цок-цок-цок когтей по паркету и, оглянувшись, обнаружил некое фосфоресцирующее животное, бегущее явно по моим следам. Правда, когда меня сняли с карниза, выяснилось, что это была обыкновенная живая собачка одного из сотрудников. Сотрудник приходил извиняться, Ойра-Ойра прочёл мне издевательскую лекцию о вреде суеверий, но какой-то осадок у меня в душе всё-таки остался. Первым делом заговорю демонов, подумал я.
У входа в приёмную директора мне повстречался мрачный Витька Корнеев. Он хмуро кивнул и хотел пройти мимо, но я поймал его за рукав.
— Ну? — сказал грубый Корнеев, останавливаясь.
— Я сегодня дежурю, — сообщил я.
— Ну и дурак, — сказал Корнеев.
— Грубый ты всё-таки, Витька, — сказал я. — Не буду я с тобой больше общаться.
Витька оттянул пальцем воротник свитера и с интересом посмотрел на меня.
— А что же ты будешь? — спросил он.
— Да уж найду что, — сказал я, несколько растерявшись.
Витька вдруг оживился.
— Постой-ка, — сказал он. — Ты что, в первый раз дежуришь?