Корреспонденты оробели. Выбегалло повернулся и пошёл к воронке. Над воронкой уже стоял Роман.
— Чего здесь только нет… — сказал он ещё издали.
Исполина-потребителя в воронке не оказалось. Зато там было всё остальное и ещё многое сверх того. Там были фото— и киноаппараты, бумажники, шубы, кольца, ожерелья, брюки и платиновый зуб. Там были валенки Выбегаллы и шапка Магнуса Фёдоровича. Там оказался мой платиновый свисток для вызова авральной команды. Кроме того, мы обнаружили там два автомобиля «Москвич», три автомобиля «Волга», железный сейф с печатями местной сберкассы, большой кусок жареного мяса, два ящика водки, ящик жигулёвского пива и железную кровать с никелированными шарами.
Натянув валенки, Выбегалло, снисходительно улыбаясь, заявил, что теперь можно начать дискуссию. «Задавайте вопросы», — сказал он. Но дискуссии не получилось. Взбешённый Магнус Фёдорович вызвал милицию. Примчался на «газике» юный сержант Ковалёв. Всем нам пришлось записаться в свидетели. Сержант Ковалёв ходил вокруг воронки, пытаясь обнаружить следы преступника. Он нашёл огромную вставную челюсть и глубоко задумался над нею. Корреспонденты, получившие свою аппаратуру и увидевшие всё в новом свете, внимательно слушали Выбегаллу, который опять понёс демагогическую ахинею насчёт неограниченных и разнообразных потребностей. Становилось скучно, я мёрз.
— Пошли домой, — сказал Роман.
— Пошли, — сказал я. — Откуда ты взял джинна?
— Выписал вчера со склада. Совсем для других целей.
— А что всё-таки произошло? Он опять обожрался?
— Нет, просто Выбегалло дурак, — сказал Роман.
— Это понятно, — сказал я. — Но откуда катаклизм?
— Всё отсюда же, — сказал Роман. — Я говорил ему тысячу раз: «Вы программируете стандартного суперэгоцентриста. Он загребёт все материальные ценности, до которых сможет дотянуться, а потом свернёт пространство, закуклится и остановит время». А Выбегалло никак не может взять в толк, что истинный исполин духа не столько потребляет, сколько думает и чувствует.
— Это всё зола, — продолжал он, когда мы подлетели к институту. — Это всем ясно. Ты лучше скажи мне, откуда У-Янус узнал, что всё получится именно так, а не иначе? Он же всё это предвидел. И огромные разрушения, и то, что я соображу, как прикончить исполина в зародыше…
— Действительно, — сказал я. — Он даже благодарность тебе вынес. Авансом.
— Странно, верно? — сказал Роман. — Надо бы всё это тщательно продумать.
И мы стали тщательно продумывать. Это заняло у нас много времени. Только весной и только случайно нам удалось во всём разобраться.
Но это уже совсем другая история.
История третья
Всяческая суета
Глава первая
Когда бог создавал время, — говорят ирландцы, — он создал его достаточно.
Восемьдесят три процента всех дней в году начинаются одинаково: звенит будильник. Этот звон вливается в последние сны то судорожным стрекотанием итогового перфоратора, то гневными раскатами баса Фёдора Симеоновича, то скрежетом когтей василиска, играющего в термостате.
В то утро мне снился Модест Матвеевич Камноедов. Будто он стал заведующим вычислительным центром и учит меня работать на «Алдане». «Модест Матвеевич, — говорил я ему, — ведь всё, что вы мне советуете, это какой-то болезненный бред». А он орал: «Вы мне это пр-р-рекратите! У вас тут всё др-р-ребедень! Бели-бер-р-рда!» Тогда я сообразил, что это не Модест Матвеевич, а мой будильник «Дружба» на одиннадцати камнях, с изображением слоника с поднятым хоботом, забормотал: «Слышу, слышу», — и забил ладонью по столу вокруг будильника.
Окно было раскрыто настежь, и я увидел ярко-синее весеннее небо и почувствовал острый весенний холодок. По карнизу, постукивая, бродили голуби. Вокруг стеклянного плафона под потолком обессиленно мотались три мухи — должно быть, первые мухи в этом году. Время от времени они вдруг принимались остервенело кидаться из стороны в сторону, и спросонок мне пришла в голову гениальная идея, что мухи, наверное, стараются выскочить из плоскости, через них проходящей, и я посочувствовал этому безнадёжному занятию. Две мухи сели на плафон, а третья исчезла, и тогда я окончательно проснулся.
Прежде всего я отбросил одеяло и попытался воспарить над кроватью. Как всегда, без зарядки, без душа и завтрака это привело лишь к тому, что реактивный момент с силой вдавил меня в диван-кровать и где-то подо мной соскочили и жалобно задребезжали пружины. Потом я вспомнил вчерашний вечер, и мне стало очень обидно, потому что сегодня я весь день буду без работы. Вчера в одиннадцать часов вечера в электронный зал пришёл Кристобаль Хозевич и, как всегда, подсоединился к «Алдану», чтобы вместе с ним разрешить очередную проблему смысла жизни, и через пять минут «Алдан» загорелся. Не знаю, что там могло гореть, но «Алдан» вышел из строя надолго, и поэтому я, вместо того чтобы работать, должен буду, подобно всем волосатоухим тунеядцам, бесцельно бродить из отдела в отдел, жаловаться на судьбу и рассказывать анекдоты.