Ночь. В окно сквозь ветви дуба глядит огромная сплющенная луна. Вдали лают собаки, из-за стены доносится молодецкий храп. Затем где-то в доме бьют часы - полночь.
Саша, укрывшись простыней, лежит на раскладушке, листает толстую книгу, зевает. На полу - раскрытый чемодан, в нем вперемешку с носками и галстуками книги. Когда часы начинают бить, Саша поднимает голову и считает удары, потом сует книгу под раскладушку, приподнимается и тянет руку к выключателю. Раскладушка угрожающе трещит. Саша гасит свет, энергично поворачивается на другой бок, и в то же мгновение раскладушка с лязгом разваливается.
Тишина. Потом храп за стеной возобновляется, Саша, чертыхаясь вполголоса, выбирается из простыни и пытается поднять раскладушку. В руках у него разрозненные детали. И снова, как давеча, слышится явственное хихиканье. Саша резко оборачивается и успевает заметить на фоне окна огромную кошачью голову - наставленные уши, торчащие усы и блеснувшие глаза. И снова в окне только луна да ветви дуба.
- Тьфу-тьфу-тьфу, - произносит Саша через левое плечо.
Он подбирает с пола тощий матрас, подушку, простыни и в нерешительности оглядывает комнату.
Диван.
Несколько секунд Саша еще медлит, а затем твердыми шагами направляется к дивану. Расстилает постель, несколько раз с силой нажимает на диван, словно пробуя его на прочность, и укладывается. Глаза его закрываются, на физиономии появляется блаженная улыбка. И в то же мгновение вновь возникает звук заторможенной магнитофонной пленки, переходящий в обстоятельное откашливание.
- Ну-с, так... - произносит хорошо поставленный мужской голос. - В некотором было царстве, в некотором государстве был-хил по имени... мна-э-э... Ну, в конце концов неважно. Скажем, мнэ-э-э... Полуэкт...
Саша некоторое время слушает с открытыми глазами, потом осторожно встает, пригнувшись, подкрадывается к окну и выглядывает. Спиной к дубу, ярко освещенный луной, стоит на задних лапах кот Василий. В зубах у него зажат цветок кувшинки.
- Мнэ-э-э... - тянет он, задумчиво подняв глаза к небу. - У него было три сина-царевича. Первый... мнэ... Третий был дурак, а вот первый? - Кот трясет головой, потом закладывает передние лапы за спину и, слегка сутулясь, плавным шагом направляется прочь от дуба.
- Хорошо, - цедит он сквозь зубы. - Бывали-живали царь да царица. У-царя, у царицы был один сын... Мнэ-э... Дурак, естественно...
Кот с досадой выплевывает цветок и, топорща усы, потирает лоб когтистой лапой.
- Пр-роклятый склероз, - говорит он. - Но ведь кое-что помню! "Ха-ха-ха! Будет чем полакомиться: конь - на обед, молодец - на ужин..." А дальше? - Кот делает фехтовальные движения. - Три головы долой! Иван вынимает три сердца и... и... - Плечи его поникают. Он глубоко вздыхает и поворачивает обратно к дубу. В лапах у него вдруг оказываются массивные гусли.
- Кря-кря, мои деточки, - поет он, пощипывая струны. - Кря-кря, голубяточки! Я... мнэ-э-э... Я слезой вас отпаивала... Вернее, выпаивала... - Некоторое время он марширует молча, стуча по струнам, потом немузыкально кричит: - Сладок кус недоедала! - Прислоняет гусли к дубу и чешет задней лапой за ухом. - Труд, труд и труд! - провозглашает он. Только труд! - Он снова закладывает лапы за спину и идет в сторону от дуба, бормоча: - Дошло до меня, о великий царь, что в славном городе Багдаде жил-был портной по имени... - Тут он встает на четвереньки, выгибает спину и злобно шипит, стуча себя лапой по лбу. - Вот с этими именами у меня особенно отвратительно! Абу... Али... Н-ну, хорошо, скажем, Полуэкт...
Голос его прерывается протяжным пронзительным скрипом и отдаленным рокочущим "ко-о, ко-о, ко-о...". Изба вдруг начинает раскачиваться, как лодка на волнах, двор за окном сдвигается в сторону, а из-под окна вылезает и вонзается когтями в землю исполинская куриная нога - проводит в траве глубокие борозды и снова скрывается. "Ко-о, ко-о, ко-о" переходит в звук тормозящей магнитофонной пленки и затем в пронзительный телефонный звонок.
Саша сидит на полу рядом с диваном, запутавшись в простыне, и очумело вертит головой. Телефон в прихожей звенит беспрерывно.
Саша наконец вскакивает, выбегает в прихожую и хватает трубку.
- Алло! - хриплым со сна голосом говорит он.
- Такси вызывали? - гнусаво осведомляется трубка.
- Какое такси?
- Это два-семнадцать-шестнадцать?
- Н-не знаю...
- Такси вызывали?
- Не... Не знаю... Откуда мне знать?
В телефоне гудки отбоя. Саша вешает трубку, некоторое время с сомнением смотрит на телефон, потом возвращается в комнату и... столбенеет на пороге.
Диван исчез.
На полу, там, где стоял диван, лежит постель. И больше ничего.
Саша оторопело смотрит, потом осторожно подходит, нагибается и ощупывает, похлопывая ладонью, то место, где стоял диван.
- По-моему, я на нем спал, - говорит он вслух. - Даже приснилось что-то...
Он подходит к окну, раздвигает занавески и выглядывает. Двор залит лунным светом и пуст. Тишина, храп за стеной, в отдалении лают собаки. Саша стоит у окна, растерянно теребя бороду.
Резкий стук в наружную дверь заставляет его обернуться. Он снова выходит в прихожую, осторожно отодвигает засов.
На крыльце перед ним стоит невысокий изящный человек в светлом коротком плаще и в огромном черном берете. Узкое длинное лицо, усы стрелками, выпуклые пристальные глаза.
- Прошу прощения, Александр Иванович, - с достоинством произносит он, коснувшись берета двумя пальцами. - Я отниму у вас не больше двух минут.
- Да-да... прошу... - растерянно говорит Саша, пропуская незнакомца в прихожую.
Незнакомец делает движение пройти в комнату, но Саша поспешно заступает ему дорогу.
- Извините, - лепечет он. - Может быть, здесь... А то у меня там, знаете, беспорядок... даже сесть толком негде...
- Как - негде? - Незнакомец резко поднимает брови. - А диван?
Некоторое время они молча смотрят друг другу в глаза.
- М-м-м... Что - диван? - шепотом спрашивает Саша.
Незнакомец все смотрит на него, то высоко задирая, то низко опуская брови.
- Ах вот как... - медленно произносит он наконец. - Понимаю. Жаль. Что ж, еще раз прошу прощения.
Он снова прикладывает два пальца к берету и решительно направляется прямо к дверям уборной.
- Ну куда же вы? - бормочет Саша. - Вам не туда... Вам...
- Ах, это безразлично, - говорит незнакомец, не оборачиваясь, и скрывается за дверью.
Саша машинально зажигает ему свет. Стоит несколько секунд с обалделым видом, потом резко распахивает дверь. В уборной никого нет. Мерно покачивается фаянсовая ручка.
Саша, пятясь задом, возвращается в свою комнату.
- Стакана нет? - раздается за его спиной хриплый голос.
Саша оборачивается.
Верхом на скамье под зеркалом сидит какой-то тип в кепке, сдвинутой не правый глаз. Щетина. К нижней губе прилип окурок.
- Стакана, говорю, нет? - повторяет тип.
Саша молча трясет головой.
- Значит, с горла будем, - оживляется тип. - Ну, давай.
Саша подходит к нему и останавливается, выпятив челюсть.
- А собственно, кто вы такой? - спрашивает он. - Что вам здесь надо?
Тип обращает взор на то место, где раньше стоял диван.
- Чего мне здесь надо, того уже здесь нету, - произносит он с сожалением. - Опоздал, понял? Надо понимать, Витек перехватил. Так шефу и доложим. - Он снова обращает глаза на Сашу. - Этого, значит, не держишь, говорит он, щелкая себя по шее. - И красного тоже нет? Жаль. Обидел ты меня, друг. - Он глубоко запускает руку в зеркало и, оживившись, извлекает оттуда водочную бутылку. Встряхивает ее, смотрит на свет. Бутылка пуста. А кто это там приходил? - спрашивает он, ставя бутылку на стол.
- Не знаю, - отвечает Саша, следя за его действиями, как зачарованный. - В берете какой-то...
Тип понимающе кивает.
- Кристобаль Хозевич, значит. - Он снова запускает руку в зеркало. Тоже, значит, опоздал. Во Витек дает... - Он сосредоточенно шарит в "зазеркалье" и бормочет: - Всех сделал. Шефа моего сделал, Кристобаля Хозевича - и того сделал... - Лицо его вновь озаряется, и на свет появляется еще одна бутылка, опять пустая. Тип ставит ее рядом с первой и несколько секунд любуется ими. - Это же надо - сколько старуха пьет! Как ни придешь, меньше чем две пустышки не бывает... А одеколона у тебя тоже нет? - спрашивает он без всякой надежды, вытягивая из кармана авоську.