АННИ. Да, не в порядке… В этом доме как-то ничего не удается… И этот год… Джонни, я не хотела говорить того, что сказала. Деньги — это ничто! Италия? Пожалуйста! Какой разговор — езжай… Но… этого ли на самом деле ты добиваешься от меня?
ДЖОН. Нет.
АННИ. А то, что я очень хотела бы дать тебе, не в моей власти. Не в моих силах.
ДЖОН. Я знаю.
АННИ. И потому нам так плохо. Тебе — значительно хуже.
ДЖОН. Да.
АННИ. А исправить что-то в этом доме — нет, нельзя… Мы мешаем тебе, и для тебя будет лучше освободиться от нас…
ДЖОН. Да?
АННИ. Да. Это тупик. Я тоже устала. У меня больше нет сил.
ДЖОН. Да, да, да!.. Хорошо, хорошо, хорошо!.. Я напишу тебе. Там — целый мир, может, я найду себя… Или себе — что-нибудь подходящее… Милая Мейси, я полагал, что могу быть вам полезен… Прости!.. (Направляется к выходу).
АННИ (совершенно растеряна, опускается на колени, рыдает). Джонни-и-и!
В этом положении на нее и натыкается ХЭЛЕН, двигаясь ощупью, АННИ отскакивает, смотрит ненавидяще, бешено на нее, мечется, как в бреду, выбегает на кухню. Постепенно гаснет свет. ХЭЛЕН на сцене одна.
Звучит музыка. Прошло время. Сумерки. АННИ медленно и очень дотошно укрывает мебель чехлами. Ей помогает доктор ЭД. На лестнице, на самом верху, стоит ХЭЛЕН, она в пальто, и другое пальто у нее в руках.
ЭД. Отъезд — это всегда очень грустно… Жаль, что вы продали этот дом.
АННИ. Уж слишком много в этом доме привидений.
ЭД. Я буду скучать о вас, милые дамы!
АННИ. Отныне мы — странницы… Надо выставить кушетку на террасу, кто-то ее хотел забрать…
Поднимают с ЭДОМ кушетку, несут.
ЭД. Я видел Джонни в Нью-Йорке.
АННИ. Да? Как он?
ЭД. Работает. Пьет беспробудно. И ждет… Ждет.
АННИ. Ждет? Чего же?
ЭД. Мне, наверное, не следовало говорить этого…
АННИ. Ребенка?
ЭД кивает.
Кто же она?
ЭД. Женщина. Кажется, скульптор.
АННИ. Молодая?
ЭД. Кажется, да.
АННИ. Хорошенькая?
ЭД. Я ее не видел.
АННИ (после паузы). Надеюсь, он нашел то, что хотел…
ЭД. Она — глухонемая… (Уходит).
АННИ стоит, буквально застыв.
ХЭЛЕН. Учительница… И снова только она — учительница… Так я отвечу во мраке жизни, когда смерть призовет меня… Это стихи… Тебе…
АННИ (подходит к ней, берет за руку). Я что-то совсем плохо вижу…
ХЭЛЕН. Я стану твоими глазами.
АННИ (улыбаясь). Ну не так сразу, дай старушке еще немного времени…
ХЭЛЕН. Все наши страдания — благотворны…
АННИ (продолжая улыбаться). Да, проповедница моя!..
ХЭЛЕН. Что?
АННИ. Ничего… Я смирилась с жизнью… Как говорится в книгах — слилась с миром, я едина со вселенной…
ХЭЛЕН. Да…
АННИ. И еще пишут, что посеянные семена добра, труд во благо — единственное, что оправдывает существование человека на земле…
Пауза.
Я теперь не раз задумываюсь над тем, что если бы нам не было нужды так много работать, мы бы посвятили себя целиком философии… Поискам смысла жизни… А?
Они медленно уходят, так же медленно, как гаснет свет за ними. АННИ на мгновение оборачивается и смотрит в зал, может быть, чтобы запомнить тех, кто в зале или, наоборот, запомниться им…
Конец.