Председатель ревкома получил заслуженный отдых.
— Надо уходить, — сказала Рэйнбоу Дэш, отряхиваясь, — Все, конец «Пони темному». Добунтовался. Машинное отделение горит, скоро начнут рваться арсеналы. Убираемся, если хотим сохранить хвосты! Давай, шевелись!
— Надо собрать уцелевших, товарищ Рэйнбоу! Коммунисты своих не бросают.
— Даже отважная Дэринг Ду уходила от врага, когда не было шансов на победу! Нет здесь уцелевших, усатый…
Сталин не сразу понял, что переменилось в окружающем мире. Как и прежде, он состоял из смятого металла, огня и дыма. Но теперь в нем было и что-то иное. Что-то новое. Что-то странное. «Внутренний секретарь» напрягся, тоже ощущая эту перемену. Еще неявную, но определенно зловещую.
— Орудия смолкли, — вдруг сказала Рэйнбоу Дэш, вертя головой, — Слышишь? Тишина!
Теперь он и сам понял. Действительно, «Дух Эппалузы» и «Принцесса Каденс» прекратили стрельбу. И рой пегасов-торпедоносцев завис высоко над горящей палубой, отчего-то отменив следующий заход.
— Почему они не добьют нас? — спросил Сталин.
Плохо, когда противник наносит неожиданный удар. Еще хуже — когда он не наносит удара. Это говорит о том, что ты чего-то не заметил, Коба. Что-то не принял во внимание. И смотришь не в ту сторону.
— Не знаю, — Рэйнбоу Дэш ударила копытом в палубу и зашипела от боли, — Наверно, готовят абордажную партию.
Хотят взять живыми. Мысль эта резанула внутренности зазубренным финским ножом. И ноги вдруг стали ватными, едва способными удерживать тело в вертикальном положении. Вот он, дьявольский план Принцессы. Не просто торжественно разбить мятежника, но и захватить в плен заговорщиков. Противника мало уничтожить, его надо унизить. Надо обнажить его гнилое нутро на потеху улюлюкающей публике, устроить показное судилище… Сталин знал, как надо обращаться врагами. И понимал, что на милость Принцессы рассчитывать на стоит.
Без боя не дамся. Не ждите. Только не я.
На боку неподвижно лежащего Олкфеда он заметил короткую саблю. Повозился, взял зубами за непривычную рукоять. Тяжелый вес оружия подарил не утешение, но надежду. Первый, кто протянет к нему копыта, узнает, как бьются коммунисты. Даже в безнадежной ситуации. Даже перед лицом гибели.
Сталин бросил взгляд на бездонное акварельное небо, чтобы запомнить его навсегда. Но небо уже ничем не напоминало ту сказочную картину, которую он видел прежде. Испачканное смрадным дымом, затянутое свинцовыми облаками, оно было враждебным и неприветливым.
— Идут! — крикнула Рэйнбоу Дэш.
Они появились сверху. Не спустились на крыльях, как ожидал Сталин, не оцепили их с Рэйнбоу Дэш кольцом. С палубы нависшей над «Темным пони» вертикально вниз опустились два столба слепящего света. Оружие? Какой-то смертоносный луч смерти?…
Когда свет потух, Сталин увидел, что на палубе почти ничего не изменилось. Разве что возникли две субтильные и изящные фигуры.
Единороги. Одна — лавандового цвета, с фиолетовой гривой и алой прядкой, другая — белоснежная, с фиолетовой же гривой.
— Привет, — улыбнулась Лучшая Ученица Принцессы, тряхнув гривой, — Как дела?
— Не очень, — Рэйнбоу Дэш яростно запыхтела и стала рыть копытом палубу, — Но будут гораздо лучше, когда я сотру эту улыбочку с твоей морды!
— О, Рэйнбоу Дэш, — лицо Твайлайт Спаркл ничуть не утратило доброжелательности, — Ты так и не запомнила основного урока дружбомагии, а ведь я столько раз повторяла его! Насилие и драки — это очень, очень плохо!
— Конечно, плохо! — фыркнула пегас, — Если дружба для тебя — это значит править табуном пускающих слюни идиотов!..
— Как грубо! — драматическим жестом белоснежная единорог коснулась изящным копытцем лица, обрамленного тщательно ухоженными локонами гривы, — Ты всегда была грубиянкой, Рэйнбоу Дэш. Этого и следовало ожидать. Мы почти не удивились, когда узнали про то, что ты спуталась с этими проходимцами. Ты и эта неотесанная деревенщина Эппл Джек. Про Пинки Пай и говорить нечего, она всегда была дурнушкой. Но вот Флаттершай нас с Твайлайт неприятно удивила…
Голос у нее был нежный, мелодичный, но, слушая его, Сталин ощущал, как ледяная колючая проволока обвивается вокруг его шеи. Это был змеиный голос лжи, тлетворный, ядовитый и порочный. В нем был тлен дружбомагии, ощутимый, как запах свеже-разрытой могилы. В его смертоносные объятья он второй раз не попадет…
— Вы все знали! — говорить с саблей в зубах было неудобно, но Сталин знал, что выпускать оружия нельзя.
— Конечно, знали, глупенький жеребенок! — Рарити засмеялась, наслаждаясь его замешательством, — Неужели ты думаешь, что мы, самые сильные единороги Понивилля, не заметим такого у себя под носом?…
— Ах ты грязная подстилка Принцессы!.. — Рэйнбоу Дэш зарычала.
— Ваш нелепый заговор очень нас обидел. Правда, Твайлайт?
Твайлайт Спаркл кивнула. Она и в самом деле выглядела огорченной.
— Мы думали, что мы друзья.
— Друзьям не лгут, Твайлайт!
— Это не ложь. Наша дружба — это магия, Рэйнбоу! Но магия — это зыбкая материя, если ты понимаешь, что я имею в виду. Магию надо уметь поддерживать, создавая… эмм-мм… нужный эффект.
— Как ты когда-то поддерживала ложь, обманывая куклой детей, и едва не докатилась до гражданской войны? Мы для тебя тоже были детьми, Твайлайт? Или куклами вроде Смарти Пэнтс?
Твайлайт Спаркл замешкалась. Но лишь на мгновение. Потом она вновь стала дружелюбной, вежливой и немного смущенной. Как отличница, которая уверена в том, что знает ответ, но все равно опасается, что учитель пририсует к пятерке минус.
— Твое сердце полно злости, Рэйнбоу, — мягко сказала она, — Как тогда, когда мы попали под влияние Дискорда. Но я помогу тебе. Я верну тебе волшебство дружбомагии, Элемент Верности…
— Дружбой нельзя управлять, — Сталин покачал головой, — Дружба — это не инструмент, как ваша магия. Дружба — это иногда труд, иногда боль, иногда отчаянье. Дружба может быть горька, а не щедро намазана медом, как ваша дружбомагия. И только коммунизм может сплотить всех пони Эквестрии. Честный, не прикрывающийся лживыми завесами, не пытающийся манипулировать ими. Дающий им выбор. Иногда — горький, необходимый выбор. Но тот, который они могут сделать сами. А вы… Вы просто играете в куклы, Лучшая Ученица.
Он видел, как сверкнули драгоценными камнями глаза Рарити. Как два огненных рубина с острыми гранями, которыми запросто можно порезаться. И как напряглась Твайлайт Спаркл.
— Вы все упорствуете, старый жеребец, — улыбнулась Лучшая Ученица, и у Сталина на загривке от этого голоса встал дыбом подшерсток, — Вы никак не можете принять нашу дружбомагию, потому что вы старый, злой и циничный. Вы просто не способны ее принять. Не готовы впустить в свое сердце настоящее волшебство.
— Я видел мир, девочка, — Сталин печально усмехнулся, — Видел горящие деревни и разрушенные города, видел дымящие танки и тысячи мертвых тел. Хуже того, я сам отправлял многих на верную гибель. Но я всегда был за честность. Пусть мир воняет паленым мясом и дымом, как сейчас, пусть рассыпается в труху, пусть агонизирует — но я всегда предпочту его тем сказочным акварелям, которые вы пытаетесь замазать приторной патокой своей хваленой дружбомагии… Дружба начинается с честности. Поэтому у меня были миллионы друзей. А у вас — ни одного.
— Пусть так, — неожиданно легко согласилась Твалайт Спаркл, — У вас есть интересные аргументы. Но есть и существенный изъян.
— Какой?
— Ты слишком стар и слаб.
Он сам не понял, как ему удалось уклониться от предательского удара. Воздух перед его лицом вдруг свистнул, стал плотнее… Сталин отпрыгнул в сторону, инстинктивно, не выпуская из зубов сабли. И увидел длинный золоченый клинок, парящий в воздухе, окутанный густым алым свечением. Клинок, движущийся без постороннего вмешательства. И движущийся очень быстро.
Выпад. Еще один. Еще.
Парящий в воздухе клинок несколько раз устремлялся к нему, нанося молниеносные удары. Сталин едва успевал парировать их собственной саблей. Звенящая полоса стали, едва не касаясь его бока, отлетала в сторону, но не собиралась падать оземь или отступать.