Отшвырнув нож, я сел, скрестив ноги, оперся локтями о колени и зарылся лицом в окровавленные ладони.
– Сайлас… – Митиваль подошел ко мне.
– Не надо! – оборвал я его. – Сам знаю. Я плохо соображаю!
– Посмотри-ка на Пони. Обернись.
Его слова не сразу до меня дошли, так погружен я был в свое отчаяние. Но когда я понял, что сказал Митиваль, то стал искать взглядом Пони. Его не было там, где я оставил его. Он сдвинулся от нас футов на двести и теперь стоял среди кустарника – голова кверху, уши торчком, хвост бьется из стороны в сторону. Он стоял и не сводил глаз с Чащобы.
Медленно, осторожно, чтобы не спугнуть, я подошел к Пони. Я не хотел отвлекать его от того, на что он так внимательно смотрел. Но Пони даже не моргнул, когда я приблизился.
Проследив за его взглядом, я обнаружил между двумя совершенно неприступными на вид акациями нечто вроде дыры в зарослях. По форме она напоминала человека.
– Нет, ты только посмотри на это! – крикнул я Митивалю. – Нет, ты видишь? Пони и в самом деле привел меня на тропу! Я же тебе говорил, что он сможет!
– Да что со мной разговаривать? – вздохнул Митиваль. – На что я гожусь со своими пустыми руками?
– Ой, да брось ты! Ты же знаешь, я просто так это сказал.
Митиваль вздернул плечи, сунул кулаки в карманы пальто и продолжил дуться.
– Ну, как знаешь! – махнул я рукой. – Главное – я был прав. Он привел меня сюда, как я и думал. Так ведь, Пони?
Я стоял перед Пони, когда говорил эти слова, и мое лицо было примерно на одном уровне с его мордой, и вдруг ни с того ни с сего он – очень нежно – ткнулся носом мне в шею. Надо признать, что я еще плохо знал лошадей и их повадки, поэтому не ожидал подобного проявления чувств. Мул тыкал в меня носом только для того, чтобы побольнее укусить, ибо мягким нравом он никогда не отличался. Но Пони – это совсем не то, что Мул.
Несколько мгновений я смотрел коню в глаза, не в силах оторваться – так меня поразил его жест, а потом со всей возможной деликатностью забрался в седло. Этот маневр мне все еще давался с трудом, но Пони терпеливо ждал, пока я вскарабкаюсь ему на спину.
– Сайлас, ты решительно настроен пойти туда? – недоверчиво спросил Митиваль.
Он стоял позади меня, и я, чтобы ответить, обернулся. Прямо за Митивалем опускалось за горизонт солнце, и казалось, будто лучи света исходят из его тела.
– Я должен это сделать – я это костьми чувствую. Извини, не могу объяснить точнее.
Сдаваясь, он пожал плечами:
– Ты ведь знаешь, что у тебя все лицо в крови?
Я посмотрел на свои окровавленные ладони. Да, ну и видок у меня был, наверное, но я не попытался вытереть лицо.
– А ты – ты пойдешь со мной или нет?
Он глубоко вдохнул:
– Раз обещал, значит пойду.
На мою благодарную улыбку Митиваль ответил лишь тем, что опять безрадостно пожал плечами. Тогда я надавил пятками на бока Пони, побуждая его двигаться. Не то чтобы он нуждался в подсказках. Он знал, что надо ехать. Знал куда. Осторожно, не торопясь, он пробрался через кустарник, а потом протиснулся сквозь проход в зарослях акации. Проход был узким, как щель, по размеру мальчишки на невысокой лошадке. Я представил себе, как мой Па, высоченный и на громадном жеребце, пролезал тут, пригибаясь к лошадиной шее и отводя в сторону ветки.
И тут мы вошли в Чащобу. Там было темно.
Тропа – если ее вообще можно было назвать тропой – вилась между деревьями. Прямо над моей головой смыкались нижние ветви, словно костлявые пальцы, сложенные в молитве. А еще они напомнили мне сводчатый потолок в той единственной церкви, где мне довелось побывать, – Па отвел меня туда, когда я выразил умеренный интерес к «Мужу скорбей». Мне хватило одного визита, и Па это вполне устраивало, так как он не был верующим человеком. Я же не был неверующим.
Чем дальше мы углублялись в лес, тем быстрее колотилось сердце в моей груди. Мне было холодно, но лицо горело. Воздух был густым от запахов мускуса и сырой земли. Меня начало мутить.
– Как ты там, Сайлас? – донесся из-за спины голос Митиваля.
Я знал: он догадывается, что мне нехорошо, так же как я догадывался, что он больше не дуется на меня.
– Я в порядке, – ответил я, стараясь дышать ровно.
– Ты молодец.
– Что-то я замерз.
– У тебя пальто застегнуто?
– Я же сказал, что я в порядке! – Иногда его заботливость очень меня раздражала.
– Хорошо. Держись, парень, – спокойно ответил Митиваль.
Это было любимое выражение Па.
Я застегнул пальто.
– Прости меня за те слова. Про пустые руки.
– Не переживай. Смотри вперед.
Я молча кивнул, потому что говорить уже не мог. Холод пробирал до костей, да так, что у меня стучали зубы, но потом вдруг меня прошиб пот и закружилась голова.