Выбираю город наугад: Мемфис. Я выключаю экран, одеваюсь, пакую дорожную сумку и собираю все имеющиеся в моей квартире наличные, которые приберегал на черный день.
В мемфисской гостинице я начинаю работать на сетевом терминале в номере. Первое, что я делаю, - перенаправляю мои активы через несколько подставных пунктов; обычная полиция сочтет, что запросы сделаны с различных терминалов, разбросанных по всему штату Юта. Военная разведка могла бы отследить их до Хьюстона; до Мемфиса не доберется никто, я и сам бы с трудом справился. Программа оповещения на хьюстонском терминале предупредит меня, если кто-то обнаружит там мой след.
Сколько наводок на свою личность стер мой близнец? В отсутствии файлов FDA займусь данными курьерских служб разных городов, разыскивая доставки из FDA в клиники за весь период исследования гормона К. Затем проверю все случаи поражения мозга за это время и получу отправную точку розысков.
Но даже если что-то из этой информации сохранилось, она не слишком важна. Ключевой момент - изучение инвестиционных схем, поиск следов продвинутого разума. Это займет время.
Его зовут Рейнольдс. Он из Феникса, и его прогресс на ранних стадиях шел параллельно моему. Третью инъекцию он получил шесть месяцев и четыре дня назад, опередив меня на пятнадцать дней. Он не стер ничего из доступных записей. Он ждет, чтобы я нашел его. Я прикинул, что он уже двенадцать дней как достиг сверхкритической массы, значит, он пребывает в этом состоянии вдвое дольше, чем я.
Теперь мне понятна его система инвестиций, но локализовать Рейнольдса - поистине задача для Геракла. Я изучаю журналы операций по всей Сети, пытаясь определить его учетные записи. На моем терминале открыто двенадцать командных строк. Я использую две клавиатуры и микрофон, так что веду одновременно сразу три линии поиска. Мое тело почти неподвижно; для предотвращения усталости я обеспечиваю себе правильный ток крови, регулярную работу мышц и ликвидацию молочной кислоты. Я впитываю всю увиденную информацию, изучаю мелодию, скрытую внутри нот, ищу эпицентр сотрясений Сети.
Идут часы. Мы оба прогоняем гигабайты данных, кружа друг возле друга.
Он в Филадельфии. Он ждет моего прибытия.
Еду в забрызганном дорожной грязью такси к дому Рейнольдса.
Судя по базам данных и организациям, к которым обращался с запросами Рейнольде за последние месяцы, к области его частных исследований относились биопроизводство микроорганизмов для уничтожения токсичных отходов, ядерный синтез с инерционным удержанием и распространение информации среди различных слоев общества на подсознательном уровне. Он планирует спасти мир, защитить его от него самого. И поэтому его мнение обо мне нелицеприятно.
Я не выказываю интереса к внешнему миру и не веду исследований, направленных на помощь обычным людям. Ни одному из нас не под силу переделать другого. Я смотрю на мир как на побочное обстоятельство, случайный фактор в моих целях, а он не может позволить существу с продвинутым интеллектом действовать лишь в собственных интересах. Мой замысел системы «компьютер-мозг» повлечет за собой гигантские последствия для мира, провоцируя реакцию правительства и населения, которая пойдет вразрез с его планами. А, как говорится, если я не с ним - я против него.
Если бы мы были членами общества «продвинутых» интеллектов, природа людского взаимодействия приобрела бы совсем иной порядок. Но в существующем обществе мы неизбежно становимся джаггернаутами
Мы обошлись без нескольких раундов. Тысячами способов мы могли попытаться убить друг друга - от распыления нейротоксичного диметилсульфоксида на дверную ручку до приказа военному спутнику нанести точечный удар по противнику.' Мы оба могли бы заблаговременно отыскать несметное число возможностей в физическом и сетевом пространстве каждого из нас и расставить друг другу ловушки. Но ни один из нас не сделал ничего подобного. Простая бесконечная регрессия домысливания выявила бы все угрозы. Решающими станут те приготовления, которые мы не в силах предугадать.
Такси останавливается; я расплачиваюсь с водителем и вхожу в дом. Электронный замок на двери открывается для меня. Я снимаю пальто и поднимаюсь на четыре пролета.
Дверь в квартиру Рейнольдса не заперта. Иду по коридору в гостиную, слышу гиперускоренную полифонию цифрового синтезатора. Очевидно, Рейнольде сам его сделал; звуки модулированы так, что нормальное ухо их не воспринимает, и даже я не нахожу в них системы. Эксперимент с музыкой высокой информационной плотности, наверное.
В комнате стоит большое кресло на колесиках, повернутое ко мне спинкой. Рейнольдса не видно, и свои соматические эманации он ограничил коматозным уровнем. Я неявно сообщаю о своем присутствии и о том, что узнал его.
‹Рейнольдс›
Подтверждение. Узнавание. ‹Греко.›
Кресло разворачивается плавно, медленно. Он улыбается мне и выключает стоящий рядом синтезатор. Удовольствие. ‹Рад встрече. ›
Общаясь, мы обмениваемся фрагментами соматического языка нормалов: сокращенной версией разговорной речи. На каждую фразу тратится десятая доля секунды. Я, с тенью сожаления:
‹Жаль, что это встреча врагов.› Печальное согласие, затем предположение:
‹Действительно. Представь, как бы мы могли изменить мир, действуя совместно. Два усовершенствованных разума; какая возможность упускается.›
Точно, объединение усилий привело бы к достижениям, опережающим все, чего мы могли бы добиться поодиночке. Любое взаимодействие стало бы невероятно продуктивным: какое удовлетворение принесла бы простая беседа с кем-то, равным мне в скорости, кто может предложить идею, новую для меня, кто слышит те же мелодии, что и я. Он жаждет того же. Нам обоим больно думать, что один из нас не выйдет из этой комнаты живым.