– Скажи, что у тебя больше никого нет, – жарко прошептал он, когда его сильная, мощная плоть завладела ею.
– Никого и никогда, – поклялась Роксана.
Успокоенный, он чуть отстранился и, сжав ее ягодицы, снова вошел, еще глубже, до самого конца.
– Что чувствуешь, когда тебя любят по-настоящему?
– Это рай, – простонала Роксана, когда он стал двигаться. – Невыразимо сладостно...
– Со мной ты будешь себя чувствовать только так. Всю ночь, – заверил Робби, выходя из нее и снова входя. – Всю неделю. Только пожелай.
Она знала, что так и будет. Его тело было создано для того, чтобы ублажать женщину. Прекрасный, искусный, неутомимый любовник.
– Ты великолепен, – весело сказала Роксана, хотя ревность стала терзать ее с новой силой.
– Не делай этого!
– Чего именно?
– Не говори таким заученным тоном... как куртизанка, – проворчал Робби.
– И все же ты любишь хвастаться, как поднаторел в искусстве любви.
– Мужчины имеют на это право.
– И женщины тоже.
– Отныне ты не имеешь на это права! – резко заявил он. – Соглашайся, или я не дам тебе наслаждения.
– Да-да, – поспешно согласилась Роксана, и его лицо неожиданно озарилось улыбкой.
– Я мог бы заставить тебя согласиться на все, верно?
- Да.
– Не важно, что бы я ни сказал?
– Да, – рассмеялась Роксана.
– Чтобы получить это?
– Чтобы получить тебя!
– Ты не смеешь разговаривать с Аргайллом.
– Я и не хочу.
– И танцевать с ним.
– Будь благоразумным.
– Мне вовсе не обязательно быть благоразумным именно сейчас, не так ли?
Он снова стал двигаться, медленно, мощно, и этому упорному ритму было невозможно противиться.
– Пожалуй, ты прав, – промурлыкала Роксана, сжимая его узкие бедра, притягивая ближе, словно желая впитать его в свои тело и душу, сладковатый вкус его губ, хрупкую мимолетность его неукротимости, молодости и любви.
– Сейчас я изольюсь в тебя!
Ей бы следовало сказать «нет». Следовало бы позаботиться, чтобы он воспользовался «французским письмом»[2]. И все же она лишь вздохнула и прижала его к себе. Хоть бы он всегда оставался в ней.
И все же Робби ждал. Потому что был готов ради нее на все. Потому что вернулся в Шотландию только из-за нее. Потому что всячески потакал ее чувствам. Только когда Роксана стала извиваться в сладостных судорогах, он позволил себе исторгнуться в нее.
Они испытали вместе бесконечное, жаркое, всепоглощающее блаженство, а когда немного отдышались, Робби прошептал:
– Ты моя навсегда, моя красивая девочка... навеки...
Роксана улыбнулась ему. Сердце ее учащенно билось.
– Всегда, всегда, мой красивый, храбрый рыцарь.
Все сомнения и неуверенность покинули ее, потому что она лежала в его объятиях. А он твердо знал, что пришел надолго и останется здесь до утра.
Всю ночь они любили друг друга, словно хотели наверстать упущенное время, забыть одинокие недели – и наслаждались запахом и вкусом друг друга, исследовали границы желания. Наслаждались новым свежим очарованием своей любви. А уже под утро Роксана, засыпая, пробормотала:
– Довольно...
Робби кивнул, потому что был дома, а она снова принадлежала ему.
Он тоже задремал, хотя спал чутко, сном приграничного разбойника. Настоящий, крепкий сон – недоступная ему роскошь.
Глава 4
Ближе к рассвету, когда небо было еще темным, но звезды уже начали гаснуть, Робби поднял голову, прислушался и тут же разбудил Роксану. Она хотела что-то сказать, но он прижал палец к ее губам, а затем встал. Он как раз потянулся к оружию, когда доски двери затрещали под ударами топора.
Очевидно, шпионы Куинсберри не дремлют!
Робби вскочил и молниеносным движением схватил пистолеты.
В комнату никто еще не ворвался. Пока. Но словно в подтверждение его мыслей, еще одна доска треснула под ударами топора.
Схватив со стула штаны, он в мгновение ока натянул их, одновременно оценивая, долго ли продержится дверь. Похоже, толстый дуб заставит нападающих попотеть.
Быстро затянув ремень, Робби сунул за пояс пистолеты, наклонился над кроватью и прошептал:
– Времени почти нет. Иди в гардеробную, чтобы тебя случайно не ранили.
Стук и грохот перекрыл пронзительный голос, требующий, чтобы нападавшие удвоили усилия.
Спустив ноги с кровати, Роксана встала, словно подстегнутая командами свекрови.
– Никому ничего не грозит, и меньше всего – мне. Поэтому не стоит говорить со мной столь заботливым, рыцарским тоном! – прошипела она, накидывая халат. – Можно подумать, я стану разыгрывать покорную деву, пока они тебя убивают! Немедленно проваливай отсюда! – приказала она, швыряя ему рубашку и сапоги.