На него внезапно навалилась свинцовая усталость. Он вдруг понял, что не знает, хватит ли сил выбраться из комнаты. Внутри была зияющая пустота, сердце, больно сжималось.
Едва дверь за ним закрылась, супруги Карберри уставились на Джонни.
– Я позволю ему поспать пару часов, – вздохнул Джонни. – Но он нужен нам для голосования. Теперь скажите, Амелия, как чувствует себя Роксана, а потом потолкуем, что можно сделать для счастья этих глупцов.
Амелия покачала головой:
– Роксана никогда мне не исповедуется. Это ее горничная проговорилась моей. Знаете, как слуги любят сплетничать! Они знают намного больше нас!
– Каллум с ней, в Гленроте?
– Очевидно, нет. Роксана одна с детьми. Она велела посадить два новых фруктовых сада и именно об этом написала в последнем письме. Больше ни о чем.
– По крайней мере мисс Лодер выходит из игры, – ухмыльнулся Джонни. – Вот этот брак был бы истинным несчастьем!
– Он бы допился до смерти, – проницательно заметил Дэвид.
- Роксана не позволила бы ему, – заверил Джонни.
– Вы, так уверены, что они помирятся? – удивилась Амелия. – Оба невероятно упрямы. А Роксана считает, что их совместное будущее невозможно. Совершенно не понимает, что любовь есть любовь. Вы это поняли. Не так ли?
Она бросила многозначительный взгляд на Джонни.
– О да. А ведь когда-то я считал себя человеком, не подверженным этому чувству.
– По крайней мере теперь появилась надежда на их воссоединение.
– Теперь я пришел в самое воинственное настроение. И поскольку они оба ведут себя как капризные дети, после сегодняшнего заседания я позабочусь о том, чтобы Робби поехал к Роксане. А если он откажется, поеду я.
– И что дальше? – Амелия отнюдь не была уверена, что одна из воюющих сторон сдастся.
– Постараюсь, чтобы брат сделал то, что от него требуется, – выдохнул Джонни.
– Невзирая на то, кто отец ребенка? Эту возможность вы оба не учитывали? – осведомился Дэвид.
Амелия покачала головой:
– Она бы знала. Роксана всегда очень осторожна.
– Я готов это подтвердить, – кивнул Джонни.
Однако Робби вовсе не был так уверен. И гнусная возможность того, что это не его ребенок, не выходила из головы. Но была еще худшая: что Роксана выйдет за другого, даже если это ребенок от Робби.
Совершенно выбившийся из сил, он почти не спал той ночью, а утро провел за бутылкой – привычка, которую Робби приобрел, когда женщина, которую он любил, покинула его.
Скорчившись на стуле перед столом, на котором стояла бутылка, он попеременно проклинал и желал Роксану, то радуясь при мысли о ребенке, растущем в ее чреве, то раздраженно представляя ее под руку с Каллумом. В такие моменты он сыпал проклятиями и подносил бутылку ко рту.
По мере того как настроение все больше портилось, а неприязненные чувства все росли, он наконец понял, что в мире не найдется столько спиртного, чтобы изгнать Роксану из сердца и души.
Тогда он решил, что как только окончится сегодняшнее голосование, отправится в Гленрот и узнает, его ли это ребенок.
Среди Карров никогда не было святых; человеколюбие не имело с его визитом ничего общего.
Понимая всю важность сегодняшнего голосования и готовый сразу же после него отправиться в Гленрот, Робби с трудом поднялся, позвал камердинера, умылся и стал собираться. К полудню он уже был одет, побрит и ждал, когда за ним приедет брат.
– Ты собираешься повидаться с ней? – осведомился Джонни, едва появившись на пороге.
– Когда голосование закончится.
– И каковы твои намерения?
Разозленный такой бесцеремонностью, Робби холодно процедил:
– Говоришь так, словно ты ее отец.
– И буду действовать как ее отец. Если не станешь обращаться с ней как полагается.
– И что, спрашивается, это означает?
– Вот разозлишь меня и узнаешь! – отрезал Джонни, гневно взглянув на брата.
– Тебе следовало самому жениться на ней.
– Пожалуй, пропущу это мимо ушей. Ты с утра пьян.
– А ты когда-нибудь подумывал об этом? – яростно спросил Робби, ревнуя к каждому мужчине, которого когда-либо знала Роксана.
– Нет. И она тоже. Послушай, я тебе не соперник. Мы всегда были друзьями. Она не любила меня. Доволен?
– Прости, – с искренним сожалением пробормотал Робби. – Я никогда раньше не ревновал, а теперь не могу вынести вида любого мужчины, появившегося в миле от нее.