Наместник должен сказать свое слово: за сопротивление воле императора еврейская община получит статус гостей города. В случае несогласия и резких высказываний будет применён закон об оскорблении достоинства императора с конфискацией имущества и высылкой из Александрии. Страсти сразу стихнут. Обе стороны будут находиться в состоянии жёсткого противостояния, но иудеи осознают, что в дальнейшем власти не потерпят даже малейших нарушений.
Мы предвидим, как будут развиваться события. Бюсты и скульптуры императора Калигулы исчезнут из храмов и синагог, жизнь войдёт в привычную ко-лею. Только от наместника и администрации города зависит, как будут выполняться их распоряжения.
— Так долго ждать, — сожалел Авилий Флакк.
— Зато, игемон, есть время заблаговременно заказать скульптуру императора. Сколько здоровья сохранит тебе, игемон, знание. Окинь будущее внутренним взором и смирись.
Германское море. Тиберий Юлий Цезарь
Кончилась летняя военная кампания. Отдыхавшие на Вистуле легионы готовились в обратный путь. Раненые сразу при выходе легионов к Вистуле были погружены на суда и отправлены в зимние лагери морским путем. На оставшихся легионеров тёплая осенняя погода влияла благотворно. Лёгкий распорядок дня, отсутствие постоянной опасности, общение с приятелями и друзьями делали дни отдыха ещё более притягательными. Время шло, и стало ясно, что отдых заканчивается: подули северные ветры, жёлтые листья закружились в воздухе, ночью в палатках стало прохладно.
Последовал приказ грузить обозы на суда и готовиться в путь на зимние квартиры. Утром снялись и сухопутной дорогой двинулись легионы, зимующие в новом лагере Ализон. На следующее утро отплыла флотилия с четырьмя легионами, возглавляемая наместником Тиберием.
При размещении людей, грузов, лошадей возникла большая скученность. Часть судов отплыла раньше с ранеными, которых собрали из всех восьми легионов. Суда оказались перегруженными, но по Альбису сплавились к морю без происшествий. К положенному сроку суда вышли к Германскому морю, однако попытка двигаться на парусах в открытом море показала опасность затеи. Наместник приказал Пятому Германскому высадиться на берег и следовать по суше, не теряя по возможности флот из поля зрения. Снова тяготы похода обрушились на легионеров, трудно входили люди в напряжённый ритм. Вёл легион Люций Мессала, легат остался с командующим на флагманском судне. Следуя приказу быть на виду флотилии, префект стремился сократить путь движущихся колонн. Конная разведка шла впереди и, кроме упреждения противника, имела задание выбирать короткую и удобную дорогу. Два раза префект рискнул пересечь бухты по отмелям во время отлива. Опыт пересечения бухт понравился: сокращались расстояния, легко решалась задача следования за флотилией.
Командиры легиона, люди сухопутные, плохо понимали поведение моря. Ничто не предвещало осложнений, когда легион начал форсировать по отмели третью бухту. Расстояние до противоположной стороны бухты позволяло пересечь её до начала прилива. Шесть тысяч человек уверенно двинулись на отмель. Идти по отмели было нелегко. Мягкий песок связывал ноги, большие и глубокие лужи требовали обхода, каменистые россыпи таили опасность повреждения ног. Дорога требовала большого внимания и через некоторое время легионеры утратили бдительность.
Центурия Авилия Флакка оказалась в середине колонны, держалась кучно, полагаясь на опыт своего командира. Понтий шёл в строю недалеко от центуриона, и справа от него простиралось Германское море. Как и окружавшие его легионеры, он был занят держанием строя и поиском удобного места для своей сандалии. Разгорячённым лицом Понтий уловил появление ветерка, который заставил бродить взгляд в открытое море. Там уже появились барашки на гребнях волн, и кромка прилива находилась ближе положенного. Понтий насторожился. Он мог с уверенностью сказать, что ветер усиливается, и хотя небо было чисто от облаков, тон синевы изменился, появилась тревожная напряженность. Надвигался шторм. Соизмерив быстроту прилива и скорость нарастания ветра, Понтий понял, что легион не успеет перейти отмель. Он ускорил шаг, поравнялся с центурионом и кратко изложил свои тревоги. Трудно было принять к сведению предчувствия молодого неопытного человека, но Авилий Флакк уже знал, что именно этого легионера боги наделили многими достоинствами, и потому слушал внимательно. По мере рассказа лицо центуриона бледнело. Он представил последствия надвигающейся катастрофы.
— По-моему, выход один. Слева в бухте виден выступающий мысок. Вот на этот мысок, бегом, бросив всё снаряжение кроме оружия, и немедленно.
— Хорошо, Понтий, принимай центурию и действуй, я ищу примипилария.
Через несколько секунд легион с удивлением обнаружил бегущую к берегу центурию. Что-то произошло! Люди встревожились: им были непонятны причины бегства центурии. В римской армии без причин бегают редко.
Авилий Флакк, подбежав к примипиларию своей когорты, в нескольких словах обрисовал картину опасности. Он знал своего командира как отважного человека, но колеблющегося в принятии решений, когда события не вырисовываются чёткими контурами. Зная, что примипиларий побаивается Тиберия, Авилий Флакк воспользовался слабостью своего командира:
— Игемон! Если мы не примем сейчас правильного решения, погибнет много людей. Как оправдаемся перед командующим? Он будет прав, если пустит нас под топор.
Недолго думал на этот раз примипиларий десятой когорты, и через несколько минут её легионеры, сбросив груз, бежали за центурией Авилия Флакка к берегу. Пока велись разговоры и передача указаний, море проявило себя в полную силу. Префект, увидев бегущей и десятую когорту, оглянулся кругом: волна прилива быстро приближалась. В каждую когорту были немедленно посланы нарочные с приказом. Префект сам указал путь знаменосцу и, выбежав в сторону берега, стал отдавать распоряжения. Шесть тысяч бегущих людей устремились к спасительному мыску, со страхом оглядываясь на приливную волну, неумолимо догонявшую отстающих. Бежали тяжело. Снаряжение легионера для такого бега не предназначено: меч болтался на боку и бил по ногам, щит, запрокинутый за спину, колотился в ритм бега, копьём приходилось балансировать. Тем не менее длительные тренировки сказывались, и уже было ясно, что центурия успешно преодолела большую часть пути.
Понтий волновался: рядом не было Авилия Флакка. Тот находится у приливной волны, организует, поддерживает молодых парней, которые явно растерялись в непривычных условиях. Понтий повернулся на бегу к следовавшим за ним легионерам:
— Сохраняйте ритм бега и направляйтесь сразу к самому высокому дубу, там назначаю место встречи.
Дальше он бежал на пределе своих возможностей, значительно опередив центурию, быстро снял снаряжение, положил около ствола того самого дуба и в одной полотняной тунике бросился к морю.
Наконец он увидел Флакка.
Нагруженный оружием ослабевших и отстающих, Авилий Флакк изнемогал под его тяжестью. Не хватало воздуха, пот заливал глаза, ноги налились тяжестью и плохо слушались. Выход был: бросить оружие и попытаться спастись, но картина ожидаемого позора была сильнее, и он продолжал бежать, надеясь неизвестно на что. Вдруг чья-то рука сняла со спины щит, перехватила копья, перевязь с мечами. Ничего не видя вокруг себя, Авилий Флакк понял: Понтий. Теперь он добежит, вдвоем они добегут. Дыхание стало более свободным, но тяжесть в ногах не исчезала. Море нагоняло их. Весь мир сжался в береговую полосу. Но вот с него снимают последний груз, тяжёлый шлем; морской ветер охватывает разгорячённую голову. Парни центурии подхватывают его под руки и помогают добежать до берега. Авилий Флакк опускается на землю в изнеможении. Нет сил двигаться. Расслабившись всем телом, тяжело дыша, он не спешит подняться с земли. Ему не стыдно за слабость перед своими парнями: они видели разъярённую полосу прибоя, видели напряжённость борьбы центуриона и Понтия Пилата и осознавали чудо его спасения. Это они, рискуя своей жизнью, выхватили своего командира из приливной волны.
Сейчас все они стояли рядом и радовались спасению. В глазах пятой центурии Понтий превратился в героя. Громко никто не говорил о его поступке, но вся центурия была свидетелем броска принципала навстречу разбушевавшемуся морю.