Старшина распорядился отправить на баркас часть своих людей, взять Манассия, раненых, сопровождающих и быть готовыми отплыть в любую минуту.
Начальник стражи был всегда в курсе дел в порту и посёлке. План захвата портовой шайкой пленника иудеев был ему известен. Его план казался ему ещё проще: забрать пленника у оставшихся в живых грабителей после того, как они уничтожат в бою отряд иудеев. Когда же к полудню со стороны концессии иудеев никто не показался, начальник стражи принял решение действовать. Подъехав ко входу в рудник, начальник стражи, делая вид, что ему неизвестна судьба портовой шайки, потребовал старшину и приказал ему передать всех рабов для обследования по причине возникновения эпидемии чумы. Старшина выска*. зал полную готовность, и действительно, рабы стали выходить из штолен один за другим. Вышли шестнадцать человек.
Начальник стражи понял, что добывать Манассия ему придётся в полном смысле из-под земли, и отдал распоряжение двинуться в штольни и быть готовыми к бою; по его представлениям, под землей находилось еще девять человек. Начальник не знал о запасном выходе. Звуки трех обвалов, раздавшиеся из центральной штольни, крики засыпанных людей свидетельствовали о непредвиденном развитии событий. Беспечность и самоуверенность начальника стражи исчезли сразу. Он был далеко не глуп и догадался о запасном выходе. Во все стороны поскакали всадники, вскоре запасной выход был обнаружен.
С остатком отряда начальник стражи поскакал к пристани. От пристани уже отходил рыболовный баркас, на нём поднимали парус. Попытка его остановить успехом не увенчалась. Несколько стрел, пущенных с баркаса, ранили двух воинов и свалили трёх лошадей. Тогда начальник стражи приказал отыскать сторожевую галеру. Через час галера отошла от пристани, набитая легионерами вспомогательных отрядов. Началась многочасовая гонка преследования. При малом ветре галера имела преимущества, и старшина, направляя баркас к берегам Галлии, уже понимал, что будет перехвачен раньше, чем ему удастся достичь желанных берегов.
Через несколько часов галера подошла на расстояние полёта стрелы, и с её бортов начался интенсивный обстрел баркаса. Галера пошла наперерез, надеясь сблизиться на расстояние броска абордажных крючьев. Неискушённые в морских боях воины вспомогательной пехоты ринулись было в атаку, но остановились, увидев, как выкосили ножами иудеи два первых ряда атакующих. Возникло замешательство. Раздался голос старшины:
— Игемон, неужели ты думаешь, что получишь Ма-нассия живым? Ты же бывалый человек, и тебе не годится так решать дело. Если мы проиграем, я перережу горло этому парню: никакого выкупа вам не видать. Поэтому прежде хорошо подумай.
— Предлагаю известный всему миру способ обмена: вы передаёте нам Манассия, я отпускаю вас живыми, — прокричал в ответ начальник стражи.
— Какие же гарантии мы будем иметь после передачи Манассия?
— Мое личное слово, — несколько напыщенно, но искренне ответил начальник стражи.
— Не надо делать из нас детей, — громко говорил старшина. — На горизонте видны берега Галлии. Там, на берегу, в условиях, обеспечивающих нам свободу, вы получите Манассия.
Начальник стражи дал согласие, и оба судна двинулись к видневшейся на горизонте полоске земли.
С обеих судов люди высадились на землю. Старшина, заняв позицию, позволяющую беспрепятственно уйти на восток, передал пленника четырем римлянам, подошедшим на оговорённое расстояние. С римской стороны никаких попыток нарушить соглашение не предпринималось — все помнили о ножах иудеев.
Расставшись с Манассием, с римлянами, старшина повёл товарищей на восток по причудливо извивающейся дороге. Откуда было знать старшине, что дорога через некоторое время вновь приблизится к побережью, а начальник стражи не простит пережитого позора. И когда старшина падал на землю с пилумом в сердце, сознание высветило последнюю мысль:
— Так по-детски попасть в засаду. Господи, где ты есть!
За те полгода, что пропал Манассий, согнулся и постарел Каиафа. Ни на минуту не покидала его мысль о сыне. Как легко он ценил жизнь, когда дело касалось других людей! Надежда, однако, его не покидала. Постоянно он со своими людьми находился в поисках. В периоды затишья суеты мысль останавливалась на одном вопросе. За что? Только ли из-за денег? Исчезновение Манассия может быть наказанием, ответным или упреждающим ударом. Мысль наконец набрела на наиболее вероятный ответ. Он вторгся в личные дела прокуратора, угрожал ему позором Клавдии. Понтий Пилат уступил, подписал приговор галилейскому пророку, но почему он, Каиафа, считал, что такой поступок с его стороны останется без последствий?
Сейчас супруга Понтия Пилата находится в Риме. Её и детей охраняет отряд телохранителей. Тесть Анна и его сыновья смеялись, узнав подробности. Случившееся представляется им как страх прокуратора перед синедрионом. Глупые люди! Считали возможным диктовать Понтию Пилату свою волю. Как я возражал против такой позиции! Плохо возражал. Если бы знать, какую цену придётся заплатить за этого пророка, не лез бы на рожон.
Со временем Каиафа утвердился в своем предположении. Если Манассий жив, необходимо найти путь к Понтию Пилату или ждать, когда тот сам начнёт прощупывать почву. Каиафа решил действовать первым.
В тот памятный день Каиафа встал полный решимости начать борьбу за своего сына. Но, как часто бывает, созрело и само время. Тайно, с большими предосторожностями ему было передано письмо, определяющее условия выкупа Манассия. Указывалась сумма в 100 тысяч драхм. Каиафа настолько свыкся в мыслях с большой суммой выкупа, что готов был немедленно приступить к процедуре обмена. Условия передачи Манассия требовали времени и были составлены таким образом, чтобы обезопасить людей, участвующих в обмене. Каиафа выполнил требуемые условия.
Встреча состоялась. На открытой поляне, позволявшей окинуть взглядом местность и удостовериться в отсутствии засады, не было людей, если не считать оборванного странника, купающего и моющего своего ослика в маленьком ручье с плоскими берегами. Вдвоём с банкиром Исааком бен Сирахом, банкирская контора которого несколько десятилетий располагалась в портиках храма, Каиафа поджидал группу лиц, двигающуюся в их направлении. Каиафа находился во власти ожидания. Его била мелкая дрожь.
Зоркие глаза банкира уяснили обстановку раньше, и Каиафа услышал:
— Укрепи свой дух, равви. Господь не бросит тебя в тяжёлую минуту. Пусть надежда останется в твоём сердце.
Каиафа понял. Силы стали оставлять его, но требовательный голос призывал его позаботиться о попавшем в беду иудее.
— Господь посылает тебе испытание. Ты должен спасти пленника, пройти с достоинством через муки души. Господь вознаградит тебя, Каиафа. Помни, что путь к сыну лежит через спасение правоверного иудея, имя которого мы сейчас узнаем.
Известные с детства обороты речи влили в душу Каиафы новые силы. Он выполнит любые испытания Господа, и Господь не забудет его и его сына.
Трое приблизились на расстояние вытянутой руки, но душераздирающей сцены, ожидаемой римлянами, не последовало. Каиафа внимательно изучал лицо молодого иудея и находил в нём знакомые черты.
— Я сын равви Шемайя, живущего в двух днях пути от Иерусалима. Ты должен знать моего отца, равви. Год назад отец приезжал в храм, там он разговаривал с тобой; я стоял рядом.