Выбрать главу

Некоторое время Тиберий колебался:

— А как посланник твоего сына мог проникнуть в крепость? Плотно обложены стены войсками, и я был уверен в невозможности обмена людьми.

— Как можно это сказать?! Подумай!

— Если ко мне нет вопросов, можешь со своими спутниками направиться в отдельную палатку; она охраняется. Двинуться в путь можешь в любое время. Сообщаю, император назначил тебе местожительство в городе Равенне. В пути тебя будет сопровождать турма кавалерии; приказ отдан императором. Пожелаем друг другу благословения наших богов!

— Быстро они переговорили, — тихим голосом говорил рядом Авилий Флакк. — У меня впечатление, что вопросы были решены раньше, а сейчас состоялось что-то похожее на личное знакомство.

— Неужели в обмен на жизнь Батон сдаст крепость?! — с радостью и негодованием вырвалось у Понтия. С радостью — потому, что не придётся лезть на стену: негодование было связано с поведением, недостойным воина Батона.

Авилий с интересом посмотрел в лицо друга:

— Об этом мы узнаем через несколько дней.

Через несколько дней стало ясно, что крепость придётся штурмовать. Началась подготовка штурмовых отрядов, строились искусственные площадки для катапульт. Не сдал крепость Батон; в душе Понтия боролись противоречивые чувства.

Прошла неделя, наступило 2-е августа. Центурии Понтия Пилата вновь выпала очередь выйти в ночной дозор. Ещё днём он осмотрел и указал своим легионерам места засады.

Томительно тянулась ночь, и только когда положение Большой Медведицы показало далеко за полночь, в полной тишине раздалось едва слышное поскрипывание. По слуху Понтий установил место шума, и его глаза не выпускали из поля зрения каменную глыбу. Тянулись минуты, прошло не менее получаса, но Понтий готов был ждать бесконечно. Десидиат был опытен, выдержан. Он выжидал столь долго в уверенности, что обнаружит засаду, если там кто-нибудь просто изменит положение тела.

Наконец, от камня отделилась пригнувшаяся тень и сделала шаг в сторону. Копьё было пущено рукой центуриона, сам Понтий в прыжке обрушился всем телом на десидиата. Тело под ним вдруг обмякло: он держал мёртвого человека.

Понтий протиснулся в довольно узкий проход, где обнаружил второго воина, пронзённого копьём. Итак ясно: в крепость есть подземный ход.

Подозвав двух расторопных парней, он приказал им поспешить к командующему и к примипиларию Ави л ию Флакку. Сам он со своими людьми сделает попытку ворваться в крепость. Он ждёт подкреплений. Центурия выстроилась в колонну по одному. Троих Понтий оставил охранять вход, забрал у одного из них панцирь, собираясь использовать его в качестве щита. Римские щиты были слишком велики, и легионеры сложили их у входа в подземелье. Втиснувшись в проход, Понтий с трудом продвигался вперёд. Проход уходил вправо и вверх, воздух был спёртый, застоявшийся. Как ни убеждал он своих людей поддерживать тишину, дыхание и шум шагов полусотни людей создавали лёгкий гул, и Понтий в любую минуту ожидал удара копьём или спущенную в проход каменную глыбу, которая превратила бы центурию в кровавое месиво.

Покрытый потом, задыхаясь от быстрого и тяжёлого подъёма, Понтий почувствовал приближение конца прохода и устремился к нему в надежде найти дверь открытой и упредить действия охраны.

Осознав приближение опасности, стража пыталась закрыть проход тяжёлой дверью, но ей не хватило сотой доли секунды. Понтий отбросил дверь раньше, чем засов лёг на своё место. Трое воинов были уже мертвы, хотя и успели выхватить мечи. Центурион ворвался на второй этаж башни, где размещался её гарнизон. Его парни не отставали ни на шаг, и в башне началось истребление ещё не проснувшихся и безоружных людей. В суматохе боя Понтий не забыл перекрыть выходы на стены, лишив сторожевой дозор возможности придти на помощь гарнизону башни.

Посланцы Понтия Пилата добежали до ворот лагеря, но сторожевая центурия не спешила впускать их, удивляясь их несвоевременному появлению и желанию видеть командующего. Пока центурион сторожевого поста разбирался, пока происходил разговор с ночной охраной Тиберия, один из посланцев был уже в палатке Авилия Флакка. Весть о Понтии Пилате, ведущем бой в крепости, поднял а его на ноги. В несколько минут когорта вышла из ворот лагеря, захватив необходимое снаряжение для штурма стены.

Зашевелился лагерь, и примипиларий направился к палатке, где уже собрались трибуны и примипиЛарин Пятого Германского. Тиберий прямо обратился к нему:

— У тебя есть что доложить, примипиларий! Слушаю.

— Игемон! Моя когорта уже подошла к крепостной стене и сейчас начнёт штурм четырьмя центуриями, одну центурию я отправил на помощь Понтию Пилату по подземному ходу. Сам центурион захватил вторую от угла башню и пытается очистить стену в правую сторону. Следует немедленно послать Понтию Пилату подкрепления, чтобы он смог вырваться из башни во внутренний двор крепости. Когда начнётся общий штурм, осажденные вынуждены будут рассредоточить войска по стенам крепости и ослабить давление на наш пока маленький отряд. Только тогда Понтий Пилат сможет использовать возможности своей позиции.

Тиберий повернулся к легату Пятого Германского:

— Организовывай штурм своего участка стен и быстрее вводи в дело когорты. Приказ другим легионам мною отдан. А тебя, примипиларий, — обратился Тиберий к Авилию Флакку, — я назначаю командиром центурий, сражающихся в крепости.

На востоке появилась слабая полоска зари. Лагерь римлян был в движении. Когорты стягивались к крепости, намереваясь атаковать весь периметр стен. Авилий Флакк застал легионеров своей когорты на стене: целый пролёт находился в их руках. Легионеры сверху вели обстрел дротиками толпы осаждённых, стремящихся завалить выходную дверь башни и блокировать отряд Понтия Пилата.

Создав плацдарм, опирающийся на две башни, Понтий приказал поджечь ближайшие строения и начать наступление в глубину крепости. Начавшийся общий штурм потребовал от вождей десидиатов организовать оборону на стенах, и противодействие отряду Понтия Пилата ослабло. Обе стороны понимали, что оборона прорвана, и сражение может закончиться только падением крепости. Десидиаты встали на свои места, готовые умереть в бою.

Через стену, захваченную Авилием Флакком, переливались в крепость новые подкрепления, непрерывно подходили свежие центурии через подземный ход. Уверенно вводя в дело войсковые подразделения, центурион непрерывно наращивал силу ударов, захватывая улицы, стены, башни, не давая передышки ни себе, ни противнику. Солнце достигло зенита — половина крепости перешла в руки римлян. Десидиаты сражались ожесточённо и гибли во множестве, пощады никто не просил. Среди сражающихся и погибших стали обнаруживать женщин и всё в большем числе: многие искали в бою смерть.

Как-то вдруг всё ослабло, словно провисла натянутая струна. Римляне утратили ярость напора, а обороняющиеся воспользовались минутой передышки. В такие минуты и возникают переговоры о сдаче крепости и судьбах самих защитников. Понтий послал запрос командующему. Упорное сопротивление ожесточило Тиберия, и он был согласен принять сдачу крепости только на милость победителя.

Вёл переговоры легат Пятого Германского, который по приказу Тиберия остался командовать штурмом; Понтий Пилат со своей центурией отзывался для отдыха. Видимо, командующий в полной мере проверил способности Понтия Пилата и мог позволить себе широкий жест.

Бессонная ночь и тяжёлый бой вымотали людей без остатка. Легионеры сразу же заснули в казарме, отказавшись от еды. Тяжёлый сон охватил центурию, но Понтий под влиянием неясного чувства тревоги проснулся ближе к вечеру. Крепость пала. Всё, что могло гореть, извергало пламя и дым. Тянулись короткие колонны пленных: дети, дряхлые старики, совсем мало женщин, если и были мужчины, то израненные, изуродованные. Легионы втягивались в казармы, центурии несли своих убитых. Было много раненых, везде сновали лекари; их палатки были набиты народом, ожидавшим помощи. Повара приступили к своим повседневным делам: готовилась обильная еда.

Почему-то в войсках не чувствовалось привычной радости, связанной с победой. Понтий забеспокоился о своём покровителе и друге и быстро направился в его палатку. Слава богам! Авилий Флакк был жив, хотя и находился в последней стадии усталости: осунувшееся лицо, потухшие глаза, никакого воодушевления.