Возвращались поздно. Тонким слухом Понтий Пилат улавливал перемещения людей впереди. Он ещё днём просмотрел путь своего следования и сейчас выбирал позицию, благоприятную для себя.
Излюбленным приёмом нападавших была встреча на ограниченно-открытом пространстве с быстротечным боем на мечах; в их практике исключалось применение пилума.
А вот и угаданное Понтием Пилатом место: широкая улица с множеством глухих стен и отсутствием мест для укрытия. На середине улицы два телохранителя прикрыли спину прокуратора своими щитами, два других встали по бокам. Понтий Пилат скинул гиматий и взял в руки пилу мы. Нападающие медлили. Но вот сигнал к атаке. Понтий Пилат узнал часто применяемый способ нападения: с двух сторон, бегом и как можно быстрее. Тишину ночи разбудил грохот многочисленных сандалий.
Отметав пилумы в первую группу нападающих, прокуратор резко повернулся. Обученные воины тут же закрыли его спину щитами, другие предоставили Понтию Пилату свободу для метания пилумов. Пилумы уходили в темноту один за другим, из темноты доносился только шум падающих тел.
Но вот в поле досягаемости меча появились четыре фигуры. Телохранители щитами приняли первые удары, и меч Тиберия в руках Понтия Пилата начал работу.
К вечеру следующего дня прокуратор вновь был в доме Марка Менлия. Рядом с сенатором сидел человек, похожий на него.
— Согласись, прокуратор, жалко отдавать столько золота просто так, — начал разговор Марк Менлий, — вот и брата пригласил для совета.
Оба не поднимали разговора о ночном нападении. Заговорил Пилат:
— По долгу службы я живу на Востоке империи. Удивительный народ можно встретить в тех странах: провидцы, астрологи — люди высоких способностей. Поинтересовался я судьбой и вашего родственника. Удалось кое-что выяснить. Если не будет никаких серьёзных пересечений линий судьбы, то Муний Юний Луперк через 20 лет станет легатом Пятого легиона, который к тому времени будет расквартирован в Египте. Его ждут высокие почести за заслуги перед отечеством. Но если только не будет пересечений линий судьбы. Больше я не приду в твой дом, сенатор. Время, отпущенное для бесед, закончилось. Завтра твои люди могут принести деньги в мой дом. Слава богам!
Прокуратор поднялся с кресла и молча, не прощаясь, вышел из дома, оставив братьев решать судьбу своего единственного наследника.
Прокуратор не переставал удивляться прозорливости Амана Эфера. События разворачивались точно по его предвидению. Недаром он уговорил Понтия Пилата взять с собой в Рим пятерых лучников из своей сирийской алы. Вот и для них обнаруживается поле применения: следующей ночью, по раскладу Амана Эфера, ожидается нападение на дом прокуратора.
Дом стоял на окраине города несколько уединённо, что и создавало условия для скрытого нападения. Лучников Понтий разместил на балконах второго этажа, телохранителей поставил прикрывать двери по крыльям здания. Основную тяжесть сражения Понтий Пилат взял на себя.
Как только нападающие, сломав ворота, вбежали во двор дома, вспыхнули факелы, осветившие место будущей схватки. Некоторые из нападающих смекнули, что их могли ждать, и подались назад, другие приняли факелы как сигнал к атаке. Первые убитые упали на землю, нападающих лучники расстреляли раньше, чем те сообразили, что происходит.
Декурион конной ночной стражи установил, что все погибшие находились на территории усадьбы. Предусмотрительность Амана Эфера просматривалась и здесь: только защита своего дома.
Утром прокуратор получил приглашение к императору. Уже готовы октофоры, выходят для сопровождения телохранители. Предстоит долгий путь в резиденцию императора. Чуть ли не в последнюю минуту во двор дома Понтия Пилата вносят чьи-то октофоры, а к ногам вышедшего из дома прокуратора раб ставит тяжёлую сумку из верблюжьей кожи.
— Не обессудь, достойный сенатор, но встретить тебя не могу. Путь мой определён императором. На прощание же могу напомнить слова, сказанные вчера: всё будет, как задумали боги, если нити судьбы не пересекутся другими, более важными обстоятельствами. Не надо создавать этих обстоятельств, достойный Марк Менлий.
Рука Рима
— Мы зашли в тупик, — не глядя на собеседников, говорил Понтий Пилат. — Надо принимать какие-нибудь меры. Два года назад в Иерусалиме была организована религиозная община последователей пророка Иисуса. Возлагались большие надежды, но сдвиги настолько ничтожны, а возможности расширения её деятельности в Иудее настолько незначительны, что мы можем прямо признаться в провале наших замыслов.
Конечно, тому есть причины: одна из них заключается в территориальном расположении общины. Не пойму до настоящего времени, почему легат Пом-поний Флакк настаивал на создании общины в Иерусалиме. Деятельность общины находится под негласным надзором синедриона, что создаёт благоприятные условия для преследования членов общины по самым ничтожным поводам.
Сколько раз наших бедных апостолов подвергали бичеванию за мнимые провинности и даже пытались упрятать в тюрьму! Нам тайно приходилось вмешиваться. По сути, активность общины блокирована синедрионом. Главным же недостатком состояния общины является отсутствие идейного вождя, способного развить основные положения учения пророка.
Прокуратор взглянул на собеседников, как бы предлагая продолжить разговор. Раздался голос Амана Эфера:
— Игемон! Учитель оставил ученикам слабое наследие. Надо не только развивать известные положения учения — надо заново создавать учение. Известные положения расцвечивать притчами, заимствовать уже известные из других религий, но в оформлении новых действующих лиц на фоне событий, пусть и не имевших место в жизни, по в устной традиции связанных с деятельностью Иисуса. Большая, серьёзная работа; она под силу незаурядному уму, прошедшему по дорогам знаний. Разве могут совершить такую работу неграмотные пастухи и рыбаки, вдруг ставшими апостолами? За два года в общине не нашлось ни одного образованного человека, способного мыслить на требуемом уровне. Не надо забывать и о первоначальном соглашении, в котором мы сами отказались от центральных, важнейших положений учения. Подобным соглашением мы обескровили наступательный дух учения пророка. Что ни говорите, но такой дух в словах самого Иисуса присутствовал. Он активно призывал к смягчению ортодоксального иудаизма, к привлечению заблудших, то есть неиудеев, под сень своего Бога. Мы же согласились на замалчивание этих призывов и тем усилили изоляцию учения Иисуса, разместив к тому же общину в Иерусалиме. При существующих условиях трудно ожидать положительных результатов.
В разговоре принял участие и Квинт Амний:
— Перечисление денег из Антиохии через мифическую секту не вызывает затруднений, но затраты составляют значительную сумму. Апостолы, обнаружив наличие денег у так называемых братьев в Антиохии, настойчиво и непрерывно взывают о помощи и… получают её. Естественно, рыбакам и земледельцам трудно прокормить себя в городе, а тут ещё община взяла за правило собираться вечерами на общую трапезу, не думая в простоте душевной, откуда средства берутся. Такое кормление становится накладным в связи с неурожаем; моления о помощи к братьям в Антиохии участились.
Политика наместника определяется ослаблением требований к синедриону. Политика Понтия Пилата отличалась противостоянием агрессивному давлению синедриона, который настаивал на бесконтрольности своей деятельности. Временем уготованы общине тяжёлые испытания. Синедрион почувствовал каким-то образом надвигающиеся послабления и уже сейчас распоясался. Смерть диакона Стефана многое объясняет в изменениях внешней политики Рима.
— Конечно объясняет, — включился прокуратор. — Политическое лицо наместника — умиротворение иудеев всякого рода послаблениями. Я уже получил указание из канцелярии наместника на передачу праздничных одежд первосвященника, хранимых, как вам известно, в башне Антония. Не спорю, отправление религиозного культа страдало: раньше мы передавали одежды первосвященнику за три недели до начала торжеств. Три недели продолжались очистительные процедуры от духа неправоверных; только после этого считалось возможным использовать одежды по на-значению. Затруднительно! Однако хранение одежд первосвященника точно указывало, кто здесь хозяин. Скорее всего, сенат выбрал путь лавирования и мелких уступок. Очередная ошибка! Разве можно найти точку равновесия в отношениях с синедрионом? Опыт показывает необходимость жёсткого противостояния. Что скажешь, Аман, в качестве выводов? — обратился Понтий Пилат к центуриону.