Я назвал таких людей словом «просветлённые», заимствуя слово у последователей Будды, известного основателя новой религии Индии. По его учению, каждый человек, многократно возрождаясь после смерти, проводя земные жизни достойно религиозным заветам, способен достичь состояния просветления. Мне думается, что появление подобных людей связано не с перевоплощением, а с рождением человека, имеющего от природы способность поглощать живую энергию.
Ещё более удивительно свойство сопутствующей этим людям удачи. Конечно, наилучшие решения и прекрасные результаты впечатляют, но случай удачи! Объяснить это обстоятельство не могу, но факт отмечаю. Понтий, возьмём для примера хотя бы тебя. К случаю удачи отношу встречи с Карелом Марцеллой, Авилием Флакком, наместником Тиберием, Аманом Эфером. К собственным достоинствам, связанным с поглощением энергии, отношу способность к воинской выучке, наличие чувства опасности и самосохранения, видение поля боя и рождение планов борьбы с противником. К ним отношу и наличие физических данных: силы, быстроты, выносливости, зрительной перспективы, чувства гармонии и взвешенной разумности.
Вспомни свой первый бой в составе легиона. Почему-то только ты просчитал путь германской конницы. Казалось бы, пятая часть легиона могла бы это сделать, а сделал один Понтий Пилат. Или, скажем, обнаружил приближение шторма; из шести тысяч не нашлось ни одного человека. Мало того, что ты обнаружил приближение шторма, ты смог рассчитать скорость его приближения и установить время, оставшееся для спасения легиона. Вспомни, Понтий, бой с маркоманами. Ты первый догадался о планах царя Марабоды. То же самое относится и к штурму крепости Андетрий.
Твоё скрытно работающее сознание подсказывало наличие выхода из крепости по малейшему отблеску. Другие даже внимания не обратили.
Если вспоминать о бое, проведённом Цециной Севером по твоему плану, о походе за золотом в Пиренеи, твое поведение на Британских островах — всё говорит о правильном мышлении, своевременных решениях. Повторяю, такое поведение ума и тела возможно при избытке живой энергии, которую человек черпает с помощью поглотителя энергии из окружающей среды.
Понтий Пилат при воспоминаниях Амана Эфера даже повеселел и с ехидным видом спросил Амана Эфера:
— Со мной всё понятно, я согласен с твоими выводами, а себя ты не считаешь владельцем поглотителя живой энергии?
Аман Эфер немного подумал, кивнул утвердительно головой.
— Обладаю. В противном случае был бы убит лет двадцать назад. Мои сирийцы всегда были в разведке впереди легиона, и главной опасностью для них являлась засада. Прогляди я хотя бы один раз одну из засад, ошибись при выборе маршрута и в результате — груда мёртвых тел. Но мной не допущено ни единой ошибки. Существует и другое обоснование. Склонность к занятиям философией возможна только для человека с большими резервами живой энергии. Мой мозг легко и глубоко обрабатывал полученные сведения п приходил к правильным, хотя, на первый взгляд, неприемлемым результатам. Недаром мой Учитель любил со мной беседовать. Видимо, его радовала свободная игра моей мысли. Повторяю, Понтий: я обладаю поглотителем живой энергии.
— С тобой, Аман, тоже всё ясно, но соглашаясь во многом, не расстаюсь и с сомнениями. Удача мне сопутствовала, но случай с Гердой удачей для себя назвать не могу. Такой силы удар едва не погубил меня.
— Нет, дорогой Понтий, он тебя спас. Ты забыл себя тогдашнего. Ты забыл, правда, обо всём, помнил только Герду. Все устремления души были обращены к Герде. Для армии и карьеры ты был потерян. Но какие-то силы были несогласны с создавшимся положением дел. Природа подарила тебе божественный механизм, но в сложившихся условиях он был обречён на бездействие. Покровитель Понтия Пилата Юпитер не мог допустить его ухода с общественной сцены. После исчезновения Герды ты стал бесстрашным воином, скорее всего, потому, что жизнь ты совершенно не ценил, но слава о тебе гремела по легионам.
Ты начал своё восхождение, как задумали боги. Действительно ли распоряжается нашими судьбами и судьбами богов Рок, утверждать трудно. Но ты ждёшь объяснения, могу предложить только такое. Освободи мы Герду, никакого трибуна, прокуратора из тебя не получилось бы. Выбирай, что хочешь!
— Рок не дал мне выбора. Тогда я выбрал бы Герду, да и сейчас поступил бы так же.
За добро — добро,
за зло — по справедливости
Заглянув в приоткрытую для него дверь, Аман Эфер увидел прокуратора, в задумчивости сидевшего за столом. Перед Понтием Пилатом лежали два мешка, в которых хранят деньги. Мешок для серебра был внушителен, меньший предназначался для золотых монет.
Аман Эфер в нерешительности остановился перед дверью. Поза Понтия Пилата говорила о том, что он пребывал в маленьком оазисе своего сознания, куда не допускал никого; молодость того года, когда с ним была Герда, возвращалась к нему. Тело расслаблялось, мускулы лица обвисали; Понтий Пилат старел на глазах, а душа его плакала о непоправимой утрате.
— Игемон! Центурион сирийских отрядов…
Перед Аманом Эфером сидел уже другой человек, доброжелательный голос которого спокойно прозвучал в тишине комнаты:
— Конечно, центурион. Сейчас служебное время, но вызвал я тебя по своим личным делам; располагайся непринужденно: сюда никто больше не войдёт. Я знаю твою проницательность, Аман, и на твой немой вопрос отвечу сразу: Герду нашли на Сицилии. Час назад весть стала известна мне. В первую минуту я рванулся ехать сам, но через некоторое время отрезвел. Видимо, достаточно я работал администратором в родном отечестве. Герде сейчас 47 лет, представляю, что с ней сделала жизнь. Зная её характер, нетрудно представить её одиссею. Мужчина в стремлении получить своё способен изувечить женщину. Боюсь за себя. Если сейчас я ищу одного сидонца, то, увидев её, буду искать всех её хозяев и ни одному в живых не остаться. И еще боюсь разочарования, боюсь потерять образ, так долго мной хранимый. Иногда я думаю, может быть, лучше его потерять, но что-то мне подсказывает: потеря идеала приведет к пустоте, к духовному одичанию. Есть Клавдия, дети. Они, существуя, дополняют, уравновешивают. Опыты проводить опасно. Пришел к выводу: самому не ехать, но и доверить никчёмному чиновнику целый кусок своей жизни не могу. Хочу просить тебя.
Центурион понимал состояние Понтия Пилата.
— Объясни положение дел, Понтий.
— Работает в хозяйстве некоего Гая Сакровира, римского гражданина, куплена восемь лет назад, с ней живут сын и дочь. Где живет? В хижине, продуваемой ветрами насквозь. Мальчику лет четырнадцать, девочке лет восемь; может, дочь самого хозяина. Это плохо, потому что в преклонном возрасте мужчины не склонны расставаться со своими детьми, даже если они рождены рабыней.
Возраст у хозяина, как я сказал, преклонный. Он болен какой-то тяжёлой болезнью, скорее всего водянкой. Для тебя болезнь может явиться исходным пунктом разговора с Гаем Сакровиром.
Женщина замкнута, к разговору не склонна, надежды на освобождение утеряны. С трудом удалось у неё вытянуть название лагеря Пятого Германского. По описанию женщина должна быть Гердой.
— Как идут поиски сидонца? Раз уж зашёл разговор.
Прокуратор достал из укромного места карту Срединного моря, на котором крестиком были обозначены города, селения, обследованные на предмет пребывания сидонца. Картина получалась плотная.
— Непонятно одно, — удивился Аман Эфер, — почему Сидон не обследован?
— Да разве он там смог бы появиться? — удивился Понтий Пилат.
— Он преспокойно отправился в свой город, — возразил центурион, — откуда он знает, что мы установили его принадлежность к Сидону. Во-вторых, кто мы такие? Какие-то рядовые, выполняющие команды и, как ты говоришь, прикованные к орлу легиона. Разве мог он представить, что самый заинтересованный в этом деле легионер станет прокуратором, будет помнить и лелеять свою мечту о мести? Побоище было впечатляющее, но он-то остался жив, и, следовательно, для него всё осталось позади и никогда не может повториться. Уверен, он сейчас в городе Сидоне.